Он опять улыбнулся по-заячьи – очень большой, грузный молодой заяц. Инспектор огляделся и сказал:
– Не буду я тратить времени. Мне достаточно того, что есть. Но чтобы не оставалось и тени сомнения, мне нужен один штрих. Какой?
Слокам посмотрел на Прайда. Тот не знал. Инспектор обернулся к Лидочке.
– Не знаю, – честно призналась она.
– Что он спрятал на чердаке, – сказал Слокам. – Вы не покажете мне, где это произошло?
– Я не уверена. Там было темно, и я спряталась.
– Но по шуму вы поняли, в какой части чердака он возился?
– У вас есть сильный фонарь?
– Прайд, – Слокам обратился к сержанту, – возьмите фонарь и электрическую лампочку. Я полагаю, там просто перегорела лампа, и ее надо заменить.
– Но там вообще нет лампы! – возразила Лидочка. – Я не нашла выключателя. И Василий тоже обошелся без света.
– У нас в Лондоне, – назидательно сказал Слокам, – не бывает чердаков без света… В отличие от России.
Лидочке пришлось принять это заявление без возражений. Когда они поднялись на чердак, сержант Прайд, проявляя удивительную сноровку, уже вставлял новую лампу в патрон, а другой полицейский светил ему сильным фонарем.
Вспыхнул свет.
– Вон там, – сказала Лидочка, показав на коробку из-под телевизора.
Через три минуты Слокам извлек из нее пластиковый пакет, в котором были сложены различного рода ценные мелочи, завернутые в обрывки газеты «Краснодарский край».
– Теперь у меня достаточно материала для серьезного разговора, – удовлетворенно сказал Слокам.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Уезжая, инспектор спросил Лидочку:
– Вы не боитесь оставаться одна?
– Нет, кажется, нет.
– Не боитесь, что бандиты вернутся?
– Скажите, Мэттью, зачем им возвращаться?
– Чтобы взять вас в заложницы, – объяснил грузный зайчик.
– У моего мужа не найдется столько денег, чтобы меня выкупить.
– Они могут назначить скромный выкуп.
– Вы думаете, что они вернулись домой? – спросила Лидочка.
– Не могу сказать, – ответил Слокам. – Если бы я имел дело с англичанами или нигерийцами, то мог бы вычислить логику их поведения. У вас, русских, все не так, как у людей.
– А я думаю, что они улетели, – сказала Лидочка. – У них был резервный ход. Допустим, на поезде и на самолете из Манчестера.
– Ну вот, вы лучше меня все знаете. И я с вами согласен. Я убежден, что ваши неприятные знакомые – часть достаточно большой и серьезной организации, которая может позаботиться о своих членах.
– Но Алла не была профессиональной убийцей…
– Этого мы уже не узнаем, – сказал Слокам. – Мы отправляем фотографии и словесные портреты всех действующих лиц в Москву. Но не рассчитываем на то, что нам будет выражена формальная благодарность.
Лидочка вышла проводить инспектора. Остальные полицейские уже сидели в машине. Было темно. От фонарей, лучи которых причудливо освещали большие цветы, веяло маленькой провинциальной сценой.
– А что будет с Кошками? – спросила Лидочка.
Слокам пожал плечами. Потом сказал:
– Если бы все действующие лица этой драмы были русскими, я бы не стал тратить сил понапрасну. Провел бы допросы и, если бы они не сознались, выслал бы всех подозреваемых из страны.
– Включая меня?
– Не знаю, – сказал инспектор. – Но формально вы для меня ничем не лучше остальных. Хоть вы и помогли мне. Спасибо.
– И что же вас останавливает?
– Неужели вы не поняли? Среди убитых есть английский гражданин, причем состоятельный английский гражданин и налогоплательщик. Мы должны охранять интересы наших субъектов. Тем более если они убиты.
– И что же?
– Никто не будет выслан в Россию. Я заставлю мистера и миссис Кошко сознаться. И не думаю, что это будет очень трудно. Мисс Кошко, вернее всего, возвратится домой и вступит в наследство. По достижении совершеннолетия. У нее есть взрослые родственники?
– Бабушка, мать Славы.
– Ей придется приехать сюда.
– Она давно собиралась… К тому же она – единственный близкий Иришке человек.
Слокам поклонился и направился к машине.
– Простите, Мэттью, – вслед ему спросила Лидочка, – а что же будет со мной?
– У меня нет оснований вас задерживать или высылать.
– Я хочу сегодня же переехать в гостиницу.
– Вы вольны это сделать – конечно, при условии, что оставите мне ваш новый адрес. Но я просил бы вас остаться еще на день-два.
– Зачем?
– Сегодня я отпущу мисс Кошко. Мне не хотелось бы, чтобы девочка вернулась в дом, где все случилось… Я знаю, что миссис Ричардсон готова принять Ирину, а дом будет опечатан. Но я не уверен, что мисс Кошко с ее характером захочет жить у Ричардсонов, имея собственный дом… Хотя я могу ошибаться. В любом случае дождитесь ее.
Машина взвизгнула шинами и резко выскочила на проезжую часть. Так водитель демонстрировал свое нетерпение уехать подальше от этого проклятого русского дома.
Лидочка непроизвольно сделала несколько шагов следом за машиной и отошла от дома.
Она обернулась.
Дом смотрел на нее светящимися окнами.
Слева застекленная дверь – свет из коридора. Справа широкое окно в комнате Кошек, забранное тюлевыми занавесками. Сквозь тюль можно было угадать очертания предметов. Над окном Кошек светилось окно спальни Аллы. Полицейские оставили свет везде.
Вдруг Лидочке показалось, что за занавеской на втором этаже скользнула легкая тень.
Этого не могло быть. Но даже отсюда, с улицы, снова смотреть на это окно не хотелось.
И тут же Лидочка подумала, что в этом нет ничего невероятного.
Геннадий и Эдуард не смогли сегодня улететь из страны. Куда им деваться?
Они подождали в темном саду, пока полицейские не уедут. Потом вошли в дом, поднялись на второй этаж и затаились там.
Когда Лидочка возвратится в дом и запрет дверь, они спокойно войдут на кухню и кто-то из них скажет: «Лидок, ставь чай, пора ужинать». И ты ничего не сделаешь.
В лучшем случае они свяжут тебя и оставят до рассвета на полу, с лицом, замотанным скотчем. В худшем – они тебя ликвидируют, так спокойнее.
Лидочка, уговаривала она себя, не сходи с ума. Это твои расшалившиеся нервы… Ну почему я отказалась от полицейского? Потому что, когда они еще ходили, шумели, собирались уезжать, в доме ничего плохого случиться не могло.
Но сейчас это другой дом. Он во власти живых привидений.
Лидочка сказала себе, надо войти внутрь, позвонить Саше Богородскому, сказать ему, что у нее есть
