И все подхватывали припев:
IX
Завоевание королевства
Если в войне и победа видна,
Все же сперва нас измучит война.
Войны несут — их жестоки повадки —
Мало добра, а страданья — в достатке[14].
Поначалу ошеломленный оскорблением, нанесенным его достоинству, затем раздавленный непомерностью бедствия, Людовик, в конце концов, пришел в себя. Конечно, он, как всякий муж, был жестоко унижен тем, что не прошло и двух месяцев с тех пор, как они расстались, и женщина, которую он так любил, снова вышла замуж. Но, кроме того, ему, королю, нестерпима была мысль о том, что ее новым мужем стал Генрих Плантагенет: почти весь Запад королевства, от Брели до Пиренеев, теперь оказался в одних руках, и ему было известно, что эти руки не так-то легко выпускают добычу. Стараниями его отца и предков, правивших до него, удалось так распределить силы между вассалами, чтобы король мог наилучшим образом играть роль арбитра. До сих пор двумя наиболее крупными силами были правители Шампани, объединенные с правителями Блуа, и, с другой стороны, — правители Анжу. Короли Франции внимательно следили за тем, чтобы чаши весов постоянно оставались в равновесии. И вот теперь эти ужасные анжуйцы оказались хозяевами не только Нормандии, но и завидных пуатевинских земель и богатой Аквитании, герцогом которой он был всего каких-то несколько месяцев тому назад. Людовик печально сознавал свое одиночество; вокруг него образовалась пустота; советники, к которым он больше всего прислушивался, были мертвы; он потерял, одного за другим, Тибо Шампанского, Рауля де Вермандуа, а главное — аббата Сугерия, незаменимого руководителя, отца королевства. Почему не последовал он, после смерти Сугерия, тем советам, которые аббат так щедро давал ему в последние годы: забыть все обиды, ставить интересы королевства выше собственной выгоды! От этих пятнадцати лет, которые начинались такими радужными обещаниями, у него только и остались две его дочери: Мария и Алиса. Две дочери. Если бы Алиенора подарила ему сына, он сделал бы все возможное и невозможное, лишь бы удержать ее на французском престоле. Но если он, в конце концов, уступил ее желанию, согласился на этот развод вследствие кровного родства, не сыграл ли здесь некоторую роль и страх не дождаться от нее наследника, которому он мог бы оставить свое королевство?
Людовик наспех созвал совет, который установил, что феодальные обычаи были нарушены: Алиенора не могла вступить в брак без разрешения своего сюзерена. Она и Генрих должны были явиться на суд французского короля. Понятно, что они нисколько не собирались откликаться на этот вызов. Генрих собирался вскоре отправиться в Англию к своей матери, Матильде, и к Иванову дню уже готов был отплыть из Барфлера, но произошло то, чего он никак не ожидал: Людовик VII, возмущенный тем, что его нормандский вассал не обращает внимания на его требования, захватил Нормандию. Тем временем ему удалось втянуть в свою игру Жоффруа, младшего брата Генриха; впрочем, большого труда ему это не стоило, поскольку Жоффруа хотелось заполучить Анжу, и он, взбешенный тем, что брат, похоже, намерен забрать себе все отцовское наследство, подстрекал анжуйцев к мятежам.
И тогда стало ясно, что Генрих Плантагенет на поле битвы достоин своих прадедов. Спешно покинув Барфлер, он собрал тех нормандских баронов, которые остались ему верны, и меньше, чем за шесть недель, с середины июля до конца августа, сумел отбить Нефмарше, сдавшийся королевским войскам, и дойти до Пасси, где противники сошлись в нескольких кратких стычках, очистить от врага территорию до маленьких городов Брезоля,
Маркувилля и Бонмулена, и разместить гарнизоны на границе между собственными владениями и землями французского короля. После этого он выступил против брата, мгновенно подчинил себе Анжу и заставил Жоффруа, укрывшегося в крепости Мон-соро, сдаться на милость победителя. Людовик VII довольно вяло попытался, при поддержке брата, графа де Дре, сделать вылазку в сторону Вернея. Боевые действия продолжались еще некоторое время, затем король, уставший и к тому же больной, начал переговоры с целью добиться мира, которого требовали все, и в первую очередь — епископы пограничных областей, обеспокоенные тем, что жителей этих областей грабят и разоряют.
Теперь у Генриха были развязаны руки. Он вернулся к жене и в январе снова собрался в Англию, настроенный более решительно, чем когда-либо прежде, заявить о своих правах, за которые его мать, Матильда, держалась с беспримерным упорством. Он все еще был в Англии, когда до него дошло радостное известие: 17 августа 1153 г. Алиенора родила ему сына, которому, по пуатевинскому обычаю, дали имя Гильом (Вильгельм), — имя ее отца и других ее предков.
И Генрих, должно быть, одобрил ее выбор: это имя было вместе с тем и именем Вильгельма Завоевателя.
Дождь не утихал, и волны с оглушительным грохотом накатывали на берег. Буря не прекращалась уже около месяца, и порт Барфлера был по-прежнему забит судами, которые, качаясь на волнах, стояли на рейде. Никто не решался в такую погоду выйти в море. Порт и город были переполнены людьми и скотом, рыцарями и оруженосцами, священниками и солдатами, матросами и грузчиками, с трудом находившими себе приют и ждавшими момента, когда можно будет погрузить на суда товары, запасы продовольствия и вьючных животных и тронуться в путь. Целыми днями они вглядывались в небо в надежде увидеть просвет среди туч, но все было сплошь затянуто безнадежно серым цветом: берег заволокло туманом, дождь поливал каменные дома, море угрожающе ревело.
