Бога молю, и мученика, которому я
много дней служил,
Чтобы царствование было мирным,
и жили в любви
Отец, и сын, и супруга.
Душная августовская ночь 1165 г. В тесной студенческой каморке, где он поселился в Париже, в Латинском квартале, рядом с «Clos Garlande», превратившимся к нашему времени в улицу Галанд, некий молодой англичанин по имени Гирольд де Барри только что задул свечу. Он допоздна читал и мгновенно заснул, едва улегся; но сквозь сон ему слышался гул, и этот гул все нарастал и нарастал. До чего же шумный народ эти французы! Гул продолжал расти, вливаясь в распахнутые настежь окна, до тех пор, пока не заполнил собой всю комнату, где спал школяр. Мигом проснувшись, он прислушивался к звону колоколов и, заметив мелькавшие огоньки, подумал, что начался пожар — величайшее бедствие того времени. Эта мысль окончательно его разбудила, он подбежал к окну и выглянул наружу: улица была полна народу, и колокола всех двенадцати приходов Сите, — да и старого собора, который тогда как раз начали восстанавливать, — ударили разом. Но это был не набат, а веселый перезвон.
— Что случилось, отчего такой шум? — крикнул Гирольдде Барри двум старушкам, семенившим по тротуару напротив его дома, оберегая в ладонях пламя свечей, которыми они освещали себе дорогу.
— Смотри-ка, англичанин! — заметила одна, а вторая, злорадствуя, крикнула в ответ: — А то, что у нас родился король. Бог послал королевству наследника, и вашему королю от этого будет только позор и убыток!
Продолжение ее речи потонуло в радостных криках и топоте ног.
В самом деле, за несколько часов до того Людовика VII разбудил один из его придворных, явившийся сообщить радостную новость: королева, которая в это время находилась в Гонессе, только что произвела на свет сына. Едва не помешавшись от радости, король Франции немедленно отдал распоряжение оповещать об этом событии на улицах Парижа; он продиктовал грамоту, согласно которой гонец, принесший радостную весть, должен был за свои труды ежегодно получать по три мюи [15] зерна из королевских амбаров, а затем поспешил в Гонесс, чтобы собственными глазами увидеть наследника, на появление которого уже и не надеялся, Филиппа «Богоданного».
Задолго до того, как осуществилось на самом деле зловещее предсказание, сделанное неведомой старухой Гирольду де Барри, именно это событие разрушило надежду, которую могли в то время лелеять Генрих и Алиенора. Надежду на то, что в один прекрасный день обе короны, французская и английская, увенчают чело их старшего сына. Они, должно быть, уже некоторое время назад начали опасаться, что это событие произойдет: с тех пор, как Людовик женился еще раз — на Адели Шампанской. В 1160 г. злополучный французский король похоронил вторую свою жену, Констанцию, сразу после того, как она родила девочку. Но две недели спустя разнеслась ошеломляющая весть: король решил жениться в третий раз, и на этот раз выбор его пал на Адель Шампанскую. Этот выбор довольно забавным образом запутал родственные связи французской королевской семьи, поскольку Адель доводилась сестрой тем самым двум графам, Генриху Шампанскому и Тибо де Блуа, которых Людовик намеревался сделать своими зятьями. Но королевская женитьба имела и более серьезные последствия, чем эта деталь, которая в будущем должна была заметно осложнить задачу специалистов по генеалогии: новый королевский брак стал прямым ударом по анжуйскому дому, французское королевство было буквально отдано в руки шампанцев.
Генрих с Алиенорой тотчас сделали ответный выпад, отпраздновав в Руане свадьбу маленького принца Генриха (пяти лет) с маленькой принцессой Маргаритой (двух лет). Благодаря этому они вступили во владение приданым, обещанным королевским детям: тем самым нормандским Вексеном, защищенным Жизорской крепостью, который оставался яблоком раздора между Францией и Нормандией и который за десять лет до того Генрих Плантагенет добровольно отдал королю Франции, желая доказать тем самым свое стремление к миру. Охрана Жизорской крепости на время помолвки Генриха и Маргариты была поручена тамплиерам; после того, как детей обвенчали, им незачем было сохранять ее за собой, и они вернули ключи от крепости английскому королю. Людовик VII почувствовал себя одураченным и для начала выгнал тамплиеров из их парижского жилища. Затем на границах Вексена произошло несколько стычек, но Людовику, как всегда, пришлось смириться и признать свершившийся факт.
И вот теперь его третья по счету супруга подарила ему, наконец, долгожданного наследника. И произошло это именно тогда, когда Генрих Плантагенет распространил свои честолюбивые замыслы за пределы французского королевства и начал поглядывать в сторону Империи. В самом деле, весной 1165 г. состоялась помолвка его старшей дочери Матильды с саксонским герцогом Генрихом Львом, и должно быть, этому браку особенно радовалась его мать, экс-императрица Матильда, которая по-прежнему жила в Руане и продолжала выпускать от своего имени документы, где, правду сказать, чаще всего в качестве свидетеля называла врача Гуго.
К моменту рождения Филиппа Французского, который вошел в историю под именем Филиппа Августа, Алиенора снова была беременна. В сентябре она произвела на свет девочку, Жанну, третью, которая родилась у нее от Генриха, потому что раньше, в 1161 г., у нее уже родилась вторая дочка, и Алиенора назвала ее своим именем. Последний ребенок родился у нее еще год спустя, это был мальчик, назвали его Иоанном, и в Истории он остался под именем Иоанна Безземельного.
Но уже к этому времени в отношениях супругов появилась непоправимая трещина: между ними встала «прекрасная Розамунда», которую Генрих сделал своей любовницей. Отныне было покончено с той общностью надежд и устремлений, которая до сих пор заставляла их действовать совместно. Предав Алиенору, изменив ей, Генрих превратил ту, что была его союзницей в лучшем и худшем, в заклятого врага, стремящегося навредить ему с такой же страстью, с какой прежде Алиенора ему помогала.
Прекрасную Розамунду в Англии воспевали в бесчисленных балладах и стихотворных драмах. Одно ее имя приводит на память множество легенд, в которых Алиеноре неизменно отводится самая неблагодарная роль: не только отвергнутой и осмеянной жены, но и злобной, мстительной королевы, которая в конце концов убивает соперницу. Поэты и драматурги с самого начала выбрали Вудсток фоном для любовных приключений Генриха с прекрасной Розамундой,
Ученым не так уж трудно было отыскать историческую канву под вышитыми по ней легендами, и как всегда, реальность оказалась намного драматичнее вымысла. Розамунда, дочь нормандского рыцаря Готье де Клиффорда, появилась в Истории и в жизни Генриха Плантагенета в том самом 1166 г., когда родился Иоанн, будущий Иоанн Безземельный. Возможно, Алиенора узнала о супружеской неверности короля, когда вернулась в Англию, чтобы отпраздновать там Рождество и чтобы родить. До сих пор, что бы там ни говорили, Генрих оставался относительно верным мужем. Похоже, слухи о его распутстве сильно преувеличены, и, по крайней мере, в этот период своей жизни Генрих, если и позволил себе несколько мимолетных приключений, все же вел себя вполне пристойно. Единственная история, на которую опираются те, кто утверждает обратное, намекает на любовницу, которая была у короля в Стаффорде, даму по имени Авуаза (нельзя ли предположить, что она была матерью двух бастардов, Жоффруа и Гильома, родившихся у него до брака?), которая ему наскучила и которая в один прекрасный день, когда канцлер Томас Бекет проездом оказался в Стаффорде, послала ему различные подарки. Это возбудило подозрения у хозяина дома, в котором остановился канцлер, и он стал подслушивать у дверей спальни гостя, надеясь застать там Томаса с той, что была возлюбленной короля. Не слыша из комнаты никаких звуков, он открыл дверь и нашел там одного Томаса, лежащего прямо на полу: он уснул, пока читал свои молитвы.
Как бы там ни было, у самой Алиеноры, похоже, было не так уж много поводов пожаловаться на мужа
