В рожу! №1

type='note'>[4].   Новый год справляли в  гордом одиночестве.

Следующий, 85 год представлял собой ералаш из песен Гребенщикова, бепорядочных праздников и мелких авантюр, утренних квартирных репетиций с коньяком и последующим посещением лекций декана.

В зимние каникулы ездили в Ленинград. Ночевали на вокзале. В поисках Зимнего дворца наткнулись на Смольный. Безуспешно выиски­вали в невском льду уплывшую на ремонт Аврору. Ели на улице колбасу и в каждом человеке с  гитарой подозревали БГ.

Дома продолжали музыкальные изыскания. Сана блистал игрой на старой гитаре собственноручно- изобретенными аккордами, извлекал из анналов своего ума полученные в музыкальной школе знания и отда­вал их друзьям.

Миха выделывал сольные пассажи. Леха играл то на спичечном коробке, то на треснутом маракасе, то на дудке, подаренной ему в день рождения и сильно обкусанной гостями[5] .

Пели все. Один раз пригласили постучать по 'дипломату' Иванова. Постучать-то он постучал, но потом сказал, что из этого ничего не выйдет.

Летом нанялись в стройотряд, откуда привезли еще одного авантюриста - Димыча - непредсказуемого чувака с улыбкой Макаревича. Новый Год справляли у него, прожгли паркет. После стройотряда всемером укатили в Ленинград. Там в переходе случайно купили билеты на А. Переполненные чувствами, пошли в церковь и заказали службу за здравие БГ. На концерте вместо А слушали CEКPET и ПИКНИК. Рассердились и уехали домой. А хитрый Митрич остался и сходил без билета на настоящего Гребенщикова.

К концу года знали песни БГ не хуже его самого. Свои тоже получались неплохо.

86 год принес с самого начала два важных события. Во-первых, мы познакомились с Костей, точнее, он нас сам нашел на предмет интереса к А[6]. Костя заходил к Лехе, брал у него катушки, рассказывал о своих попытках играть, о музыкальных делах на Западе. Во-вторых, Леха у Митрича встретился с Волковым.[7] Волков сообщил, что он с чуваками играет в общаге 'Акустику' пригласил послушать. И, самое главное, он первый спросил о нас, как о группе. До этого мы как-то не задумывались, кто мы и для чего все это. Позднее, уходя в армию, Волков оставил нам свое место. Как говорится  'в гроб сходя, благо­словил'.

Зимние каникулы заезжали в дом отдыха. Пели песни, пили до нетранспортабельного состояния,[8] обсуждались на алкогольной комис­сии и, вообще, жили весело. Появилась куча знакомых, которым на 8 Mapта дарили мочалки и пели  'Мочалкин блюз'.

В мае устроили первомайский велопробег Ижевск - Воткинск - Камское море. За сутки добрались до замерзшего моря.

Летом устраивали вечер А под видом дискотеки. Векшин баритоном читал  'Правдивую историю А', Сана крутил магнитофон, остальные пили за  'Олимпом' коньяк и были очень довольны (Был я там, коньяк не помню, наутро выходил один портвейн - прим. ред.). Публика ничего не поняла, требовала 'итальянцев' и 'металл'.

Летом же переехали в оставленную Волковым нору в общаге. Стали думать как жить дальше. На несуществующий бас позвали Костю, на иг­рушечные барабаны - Иванова. Все лето ремонтировали комнату и учились играть впятером. Сделали первую нормальную песню.[9] Начался первый этап - ПРЕф...

Внезапно появился Марат, только что пришедший из СА и пребыва­ющий в щенячьем восторге от всех музыкальных дел. Он посватал нас в детский дворовый клуб 'Меридиан' к Олегу, великодушно разрешившему нам репетировать третьим составом детского ВИА.

С разрешением в кармане, с сомнениями в душе мы уехали в колхоз где целый месяц мяли лен и решали, оставаться ли 'свободными акустиками', или продавать душу жизнерадостному Олегу. Ничего не решили и, вернувшись, стали репетировать в клубе и в общаге одновременно.

Электричество сперва казалось дьявольской игрушкой, на которой невозможно научиться играть. Одному Лехе было все равно - купили кларнет и теперь он дул в него, вызывая восторг у Саны - инициатора покупки. Миха и Леха по-прежнему носили Сане тексты, которые он складывал дома под столом и иногда приносил 'зародыши песен', раз­вивавшиеся затем совместными усилиями. Костя, как духовный отец, боролся с роковой безграмотностью остальных, направлял на путь истинный. Это он повел нас по тернистой панк-дорожке. Димыч изредко приходил на репетиции и радовался.

В декабре имели собственную электрическую программу, которую и показали на детском утреннике перед Новым Годом. Тогда же попыта­лись высунуться в Мединституте на каком-то вечере.

Наступил 87 год. По городу пронесся слух о организации рок-клуба. Вскоре к нам пришла делегация на предмет прослушивания. С дрожжью в  голосе спели свои песни, и нас зачислили в кандидаты. Потом - бесконечные прослушивания перед знакомыми и не очень, собрания народившегося рок-клуба в комсомольских кабинетах.

В марте[10] первый раз вылезли на сцену и купили всех своей наивностью и неумением играть. Песен показали в три раза больше(!), чем другие. Почему-то попали в финал,[11] где играли на одной сцене с такими командами, как КОКТЕЙЛЬ, ЕГОР БЕЛКИН И ЕГО ДРУЗЬЯ. Песен нам оставили меньше, зато мы качали импровизацию. Где-то в середине выступления начали играть две разные песни одновременно. Никто ни чего не понял. Играть было неудобно. Иванов выскачил из-за барабанов, проорал что-то и убежал обратно. Миха стоял спиной к залу с выпученными глазами. Закончил все Костя, помахав руками, как дирижер на репетиции, мол, хватит, дубль не удался, пожалуйте еще раз.  Программу доиграли нормально, если не считать постоянно залезавший в штанину Иванова басовой колотушки.

После концертов пьянствовали в составе 'музыкальных корифеев' Ижевска со свердловчанами в каком-то комсомольском видеоподвале. На перекуре Белкин говорил нам напутственные слова. Могилевский и Умецкий поддакивали ему. Пантыкин все время ел квашенную капусту и молчал.

Летом перед засылкой в военные лагеря устроили аншлаг.[12] Леха вытащил сакс, найденный в пыльных  ящиках  'Меридиана'. Самый удач­ный концерт у ПРЕФ. Девочки визжали до кровотечения из носу.

После лагерей, где самыми светлыми минутами оказались: питье одеколонов у ключа после присяги и возвращение в переименованный об­ратно Ижевск, усиленно сидели в общаге. Опять ремонтировались. Миха и Леха стали периодически рожать хиты на свои тексты. К ним присоединился и Костя.

Наступил второй этап ПРЕФ. Сделали новую программу. Начали мечтать о записи у Юминова. Довели гитарный набор до общепринятых рамок приличия (нижних рамок). Купили в рассрочку пульт, посадили за него Димыча. Приобрели по случаю барабаны и в очередной раз убедились, что Иванов не наш человек. Новый Год встретили с ПОЛЮСТРАМИ.[13]

88 год оказался високосным. Рок-клуб, обезглавленный Рудиком и возглавленный Селиховым, продолжал рождаться. Он то чуточку вылезал то засасывался обратно в смрадное чрево пассивности всех и вся. Селихов, как бабка-повитуха, суетился рядом.

В Феврале[14] культурные люди города устроили аттестацию рок- клуба. Лично нам посоветовали: а)название, б)тексты, в)музыкаль­ный стиль, г)вокалиста (бедный Шурик), д)сценические костюмы (которых не было).

В марте Сана женился. (О, это была Свадьба! В самый разгар по­ставили песню ЗВУКОВ МУ 'Ты ушла от меня' прим. ред.). Когда он принес на репетицию приглашение ('Мужики! Приглашаю Вас на торже­ство, посвященное моему бракосочетанию'.), у Лехи и Михи случилась истерика. После свадьбы Сана почему-то некоторое время приходил на спевки вовремя. Но натуральное хозяйство сместило музыку куда-то в угол - сочинять Сана больше не хотел.

В мае состоялся 2 городской рок-фестиваль.[15] Задуман был грандиозно, прошел скучновато. ПРЕФ выходил на сцену в костюмах, придуманных ПОЛЮСТРАМИ. Сане вместо микрофонной стойки приспособили унитазную трубу. Играли ненастроенными из-за уважительного отноше­ния Селихова к АГАТЕ КРИСТЕ, выступавшей после нас.

После фестиваля полугодовые разговоры о записи материализова­лись. Утром сдавали зачеты и экзамены, а ночью чудно проводили время у Юминова на Автозаводе.[16] Никогда не думали, что так прият­но писаться. Особенно под утро, когда глаза слипаются, руки дрожжат, а