вы. А книгиВ мышиных переплетах все проданы.Вот «Ночи» Юнга, редкий экземплярС французского на итальянский,Он вам необходим для постиженья душ.Его для вас я выбрал в куче хлама».(Филострат убегает.)
Свист бури. Шестой этаж, черный ход, перед дверью помойное ведро. Стены увешаны потертыми и продранными коврами. Прыгают блохи.
ЦЫГАНКА:
«Так в Бога вы не веруете?»ФИЛОСТРАТ:
«Нет».Улица. Цыганка с Тептелкиным идет под ручку. Тептелкин несет под мышкой гитару в футляре.
ЦЫГАНКА:
«Скажите, он опасный человек?»ТЕПТЕЛКИН:
«Безумец жалкий».Тептелкин и цыганка входят в подъезд ярко освещенного дома. Бал-маскарад. Тептелкин под руку с Филостратом.
ТЕПТЕЛКИН:
«Поете вы,Как должно петь – темно и непонятно.Игрою слов пусть назовут глупцыВаш стих. Вы притворяетесьИскусно. Не правда ли,Безумие, как средство, изобрелНаш старый идол Гамлет.О, все рассчитано и взвешено:И каждый поворотИ слово каждое,Как будто вы искусству преданы,Сомнамбулой, как будто, ступаете между землей и небом,О, вспоминаю, как мы игралиВ бабки в детстве над дворе.То есть играл лишь я,А вы прохаживались, вдохновляясьПрекрасным воздухом воображаемые рощи.«Как сад прекрасен, – говорили вы, —«Не то что садики голландские с шарами и гномами«С лоснящейся улыбкой.«Аллеи здесь прямы и даже школы Алкамена«Я видел торс, подверженный отбросам«Ребячьих тел, сажаемых заботливою няней».Не мудрено затем услышали вы мореВ домашней передряге».ДАМА:
«Вы ищете неповторимого искусства,Вы, чувствующий повторяемость всего,Оно для вас прибежище свободы.Идемте в сад, здесь так несносен шум.Ах! Боже мой! Сияющие пары.Подумать только, молодость прошла.Я удивляюсь, как вы вне пространстваИз года в год сжигаете себя.Комната Филострата. Филострат лежит. Читает.
«И одеяло дыр полно,И в комнате полутемно,И часовщик дрожит в стене,Он времени вернейший знак,Возникший и нежданный враг.Не замечая, мы живемИ вдруг морщины узнаем».И Филострат с постели скокИ на трехногий стул присел,Достал он зеркало.Увы! Увидел за собой садыИ всплески улиц, взлет колонн,Антаблементов пестрый хор,Не тиканье часовщика,А музыка в груди его.«Прекрасна жизнь – небытиеЕще прекрасней во сто крат,Но умереть я не могу.Пусть говорят, что старый мирОпасен для ума людей,Что отрывает от станковИ от носящихся гудков.Увы, чем старше, тем скорейНаступит молодость моя.Сейчас я стар, а завтра юнИ улыбаюсь сквозь огонь».Верба.Летит московский раскидайВесь позолочен, как Китай,Орнаментальные ларцыС собою носят кустари.Тептелкин важно, точно царь,Идет осматривать базар.«Вот наша Русь, – он говорит, —Заморских штучек не люблю,Советы – это наша Русь,Они хранились в глубинеПод Византийскою парчой,Под западною чепухой».Филострат идет с рукописью в театр. I акт. Темно.
ФИЛОСТРАТ:
Страшнее жить нам с каждым годом,Мы правим пир среди чумы,Погружены в свои печали.Сады для нас благоухают,Мы слышим моря дальний гул,И мифологией случайноМы вызываем страшный мирВ толпу и в город малолюдный,Где мертвые тела лежат,Где с грудью полуобнаженнойСтоит прекрасна и белаВенеры статуя и символ.Садитесь, Сильвия, составил я стихотворение для вас:«Стонали, точно жены, струны:Ты в черных нас не обращайИ голубями в светлом миреДожить до растворенья дай,Чтоб с гордостью неколебимойВысокие черты неслиКак излияние природы,Ушедшей в бесполезный цвет,Сейчас для нищих бесполезный».СИЛЬВИЯ:
«Мне с Вами страшно.Зачем бередить наши раны,Еще не утеряли светЗемля и солнце и свобода.Возьмемте книгу и пойдемЧитать ее под шелесты фонтанов,Пока еще охваченные сномДрузья покоятся. Забудем город».Есть в статуях вина очарованье,Высокой осени пьянящие плоды,Они особенно румяны,Но для толпы бесцветны и бледны,И как бы порожденье злобной силыОни опять стихией стали тьмы.В конце аллеи появляется СТАРИК ФИЛОСОФ:
«Увы, жива мифологемаБоренья света с тьмой.Там в городе считают нас чумными,Мы их считать обречены.Оттуда я, ужасную ВенеруТам вознесли. Разрушен бракИ семьи опустели, очаги замолкли,Небесную Венеру вы здесь храните,Но все мифологема».СИЛЬВИЯ:
«Ушел старик, боюсь, он занесет заразу в наш замок.С некоторых пор веселье как-то иссякает наше.Все реже слышны скрипки по ночам,Все реже опьянение нисходит.И иногда мне кажется, что мыОкружены стеной недобровольно».Во дворе появляется ЧЕЛОВЕК:
«Наш дивный друг всегда такой веселыйПовесился над Данта песнью пятой.Нам Дант становится опасен,Хотя ни в ад, ни в рай не верим мы.Песнь оставшихся в замке:
Любовь, и дружба, и вино,Пергамент, песня и окно,Шумит и воет Геллеспонт,Как чернобурный Ахеронт.На берегу стоим, глядим,К своим возлюбленным летим.Свеча горит для нас, для нас.Ее огонь спасает насОт смерти лысой и рябойВ плаще и с длинною косой.Песня Сильвии:
Но не сирены – соловьиДрузья верны, друзья верныИ не покинут в горе нас,Светить нам будут в бурный час,Как маяки для кораблей,Как звезды в глубине ночей.Вода сияет, бьет вода,Сижу я с пряжею над ней.Вот сердце друга моего,Заштопать сердце мне дано,Чтоб вновь сияло и цвелоИ за собой вело, вело!НАЧАЛЬНИК ЦЕХА:
Избрали греческие имена синьоры,Ушли из города, засели в замке,Поэзию над смертью развелиИ музыкой от дел нас отвлекают.То снова им мерещится любовь,Наук свободных ликованье,Искусств бесцельных разговорИ встречи в зданиях просторных.Но непокорных сдавим мы,Как злобной силы проявленье.Скульптор льет статую,Но твердо знаем мы —В ней дух живет его мировоззренья.Должны ему мы помешатьИ довести до исступленья.Поэт под нежностью подносит нам оскал,Под вычурами мыслью жалит,А музыкант иною жизнью полн,Языческою музыкой ласкает.Ты посмотри, они бледныИ тщетно вырожденье прикрывают.В одежды светлые облачены,Змеиным ядом поражают.ЮПИТЕР:
Меркурий, что видишь ты?
