отравительницей; говорили, что она навела порчу на саму королеву. Но никто не знал, что в действительности связывает Фредегонду с той, кого она иногда по старой памяти называла Матерью.
Некоторое время они с Хильпериком сидели молча, тесно обнявшись, забыв как о Теодебере, которого, впрочем, это не заботило, так и о Мерове, которому зрелище этой внезапной близости доставляло невыносимые мучения. Затем король резко поднялся и протянул руку Фредегонде, приглашая ее тоже встать. Она повиновалась, искоса бросив на короля манящий взгляд; но, когда она захотела приблизиться, Хильперик вытянул вперед руку, удерживая ее на расстоянии, словно для того, чтобы лучше разглядеть. Пламя свечей придавало чарующий блеск зеленым глазам Фредегонды. Из-за частых беременностей ее формы стали лишь более роскошными, но не дряблыми и расплывчатыми, как это произошло с Одоверой. Фредегонда была не только самой красивой женщиной, когда-либо делившей с ним ложе, но и лучшей советчицей, менее импульсивной, чем он, и гораздо более проницательной.
— Да, Хловису наверняка понадобится помощь, — произнес Хильперик вслух. — Когда войска Зигебера разобьют его армию, Хловису ни за что не уцелеть, если не послать ему подкрепления…
— Когда этот момент настанет, собери епископов Нейстрии… — Добейся от них, чтобы они позволили тебе сделать то, что ты решил…
Хильперик одобрительно кивнул, привлек Фредегонду к себе и прошептал ей на ухо несколько слов, отчего она захихикала. Они уже собирались выйти из комнаты, когда тихий голос произнес
— А Хловис? Подавив раздражение, король обернулся к Мерове.
— Что Хловис?
Юноша смешался, как всякий раз, когда отец смотрел на него. Он взглядом поискал поддержки у Теодебера, но тот был погружен в изучение карты. Фредегонда, опершись на руку короля и склонив голову, с усмешкой наблюдала за Мерове.
— Вы не думаете, что…, что его могут убить?
— На войне такие вещи порой случаются, — заметил Хильперик.
— Тебе бы стоило самому в этом убедиться, — проворчал Теодебер с презрительным смешком.
— Нет никакого стыда в том, чтобы быть побежденным, если ты хорошо сражался, — продолжал король. — И смерть порой лучше бесчестья. Но ты прав… Хловис еще слишком юн, чтобы вот так рисковать жизнью. Поэтому в самое ближайшее время я пошлю к нему тебя.
— Не беспокойся, — бросил Теодебер, — я приду тебя спасать!
Фредегонда не спеша отстранилась от короля и, перед тем как выйти, в последний раз взглянула на Мерове. Молодой человек еще больше сгорбился в кресле, словно раздавленный насмешками старшего брата. В отличие от Теодебера и самого короля, длинные волосы, привилегия королевского рода, не придавали облику Мерове никакого благородства — скорее делали его похожим на нелепую девочку- переростка, с бесформенной фигурой и вялыми манерами. Никогда ему не быть королем. В случае чего, она лично об этом позаботится…
После того как стражники закрыли двери зала за королем и королевой, те начали подниматься по лестнице, ведущей в их личные покои. В этот момент Фредегонда подумала о своих собственных детях. Хлодоберу скоро будет семь. К несчастью, последним ее ребенком была девочка, Ригонда. Этого было недостаточно. Нужны другие. Сыновья. Начавшаяся война потребует целого потока королевской крови…
Бургундское вино было слишком тяжелым для такой жары. Приветственные речи и заверения в дружбе казались нескончаемыми под свинцовым палящим солнцем, заливавшим паперть собора Шалона, Епископ Саподий, митрополит Арльский и папский наместник всей Галлии, казалось, наслаждается пением хора и церемониями почетной встречи — он и сам проявлял по отношению к Зигеберу и Брунхильде любезность, граничащую с елейной слащавостью. Но, он стоял в тени, под каменным сводом, на легком сквозняке, тянувшемся из распахнутых дверей собора, тогда как королевскую чету, преклонившую перед ним колена, ничто не защищало от жарких полуденных лучей майского солнца. Что до Гонтрана, его нигде не было видно. Вероятно, он ждал их внутри, в прохладном сумраке святого места.
Истекая потом под тяжелой кольчугой из стальных чешуек, Зигебер изо всех сил старался не показать, насколько тяжело для него это испытание. Несколько лет назад он попытался захватить Арль, принадлежавший Гонтрану город, прекрасные старинные памятники которого — форум, термы на берегу Роны, амфитеатр, мраморные статуи, мозаики — говорили о роскоши древнеримских городов. Арль очаровал Брунхильду, когда та увидела его во время путешествия из Толедо в Остразию, и Зигебер решил преподнести этот город супруге в качестве подарка, в знак своей любви…. Конечно, это была глупость. Военный поход закончился поражением — в основном благодаря епископу Саподию, который сумел организовать достойную защиту арлезианца. Неслучайно этот же самый Саподий встречал их сегодня от имени короля Шалона среди этого пекла…. Когда младший брат, недавний захватчик, а ныне сам подвергшийся нападению, попросил его помощи, Гонтран не мог отказать себе в удовольствии дать ему почувствовать всю тяжесть его вины. Урок был заслуженным. Какая разница между Арлем и Туром, между ним и Хильпериком? Кто знает, не от любви ли к своей Фредегонде, последний решил завоевать Турень?..
Из трех оставшихся в живых сыновей Хлотара один только Гонтран никогда не поднимал оружия против своих братьев. Конечно, злые языки не преминули заявить, что Гонтрана, несмотря на его притворное смирение, удерживает от подобных действий вовсе не набожность, а обычная трусость. К тому же на что ему владения братьев, когда его собственные земли гораздо обширнее и богаче? Однако на этот раз он будет вынужден сражаться…
Эта мысль вызвала легкую улыбку на губах Зигебера. Словно пробудившись от дремы, он посмотрел по сторонам и увидел, что королева пошатывается и близка к обмороку. Королевский эскорт, возглавляемый Зигилой, стоял чуть позади них, тоже на самом солнцепеке, и вряд ли чувствовал себя лучше. Решив больше не ждать, Зигебер поднялся на ноги (к величайшему изумлению епископа Саподия, которого пение монахов мало-помалу начало усыплять) — так резко, что перед глазами его заплясали белые точки, взял Брунхильду за руку и увлек ее в собор. За ними тут же устремилась вся свита, едва не опрокинув по пути епископа и его монахов.
Им понадобилось некоторое время, чтобы глаза, почти ослепленные ярким солнечным светом, привыкли к царившему внутри собора полусумраку. Вопреки их ожиданиям, собор оказался почти пуст. Гонтрана
не было видно ни на скамьях напротив хора, ни в королевских лоджиях, расположенных в поперечном нефе. Наконец они обнаружили его в галерее бокового нефа, почти полностью заставленной длинными столами, накрытыми для настоящего праздничного пира. Сидя за столом в окружении нескольких приближенных, король Шалонский завтракал с таким беспечным видом, словно единственным назначением собора было служить летней трапезной. Увидев приближавшегося брата, Гонтран не обнаружил ни удивления, ни замешательства
— Что тебя так сильно задержало? — проговорил он, приветственным жестом поднимая кубок из настоящего стекла, каких никогда не встречалось на севере.
Словно эхо, прошелестело несколько смешков, однако, без всякого злорадства. Приближенные Гонтрана, из бургундской знати, почтительно встали, когда королевская чета приблизилась, и сам Гонтран поспешил навстречу Зигеберу и Брунхильде, чтобы обнять их.
— Этот Саподий — просто наказание Божье! — воскликнул Гонтран, подводя брата и его жену к высоким резным креслам. — Прости, но у меня не было сил его слушать, особенно при такой жаре…
— У нас тоже, — пробормотал Зигебер. Гонтран приподнял бровь, но его брат уже схватил кувшин с холодной водой и осушил его несколькими глотками. Одновременно он сделал знак Зигиле и другим своим спутникам, предлагая позаботиться о себе. Гонтран без возражений позволил им утолить первую жажду, затем подозвал одного из великолепных рослых воинов, входивших в его личную стражу. Тот был на целую голову выше короля и мощнее его телосложением. На воине не было доспехов, оружия тоже не замечалось, но вряд ли нашлось бы много желающих внезапно напасть на него.
— Сеньор Эрпо займется твоими приближенными, — Гонтран движением подбородка указал на гиганта, — и мы сможем спокойно поговорить наедине…
Когда спутники обоих королей удалились, Гонтран предложил Брунхильде руку, усадил ее и налил
