Эрилл и Боури обратились в Театральную Гильдию, где их уже знали, и писари определили их в Центральную труппу города. Театр переживал неплохие времена Империи постоянно требовались новые патриотические зрелища, прославлявшие воинов Сатаки, Меч Сатаки под командой Кейна, Пророка Ортеда и предвещавшие приход Новой Эры. Постановки были масштабными, с огромным количеством декораций, реквизита и спецэффектов. Для здоровяка Инсеймо работы за сценой было хоть отбавляй.
Джарво проводил дни и ночи в мыслях об Эскетре. Чувство собственного бессилия он пытался заглушить, собирая сведения о системе обороны Ингольди, о подступах к Седди, о структуре управления городом и войсками Пророка. Такие сведения оказали бы неоценимую услугу любой неприятельской армии, но для Джарво они означали лишь возможные пути для осуществления его цели — вызволения Эскетры.
Его миссия оказалась куда труднее, чем он легкомысленно полагал поначалу. Столица империи жила в атмосфере подозрительности и страха. То, что ускользало от бдительного ока Стражей Сатаки, немедленно сообщалось им не менее бдительными гражданами, желающими подтвердить свою лояльность властям и получить полагающееся за донос вознаграждение. В Седди не пускали никого, кроме особо приближенных к властям. Круглосуточно крепость охранялась весьма толково расставленными многочисленными часовыми. Помимо жрецов Сатаки, видимо, лишь несчастные пленники и арестанты, под конвоем проходившие за стены Седди, знали, хотя бы частично, что происходит в ее подвалах и казематах. Проблема была лишь в том, что никто из приведенных в цитадель не возвращался оттуда живым.
Саму Эскетру Джарво так и не видел; лишь по обрывочным слухам можно было предположить, что любимая наложница Пророка еще жива. Каких только планов не строил Джарво, чтобы связаться с нею. Перебрав все возможные варианты с подкопами или перекупленными слугами, он даже стал подумывать о том, чтобы, поставив на карту все, прикинуться жрецом. Никто толком не знал, как эта черная братия пополняла свои ряды.
Когда в новой постановке Инсеймо предложили сыграть роль Джарво, он протестовал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не возбудить подозрений. Для Джарво эта роль стала возможностью хоть как-то разрядить сжимающее его напряжение. Он ощущал себя как мальчишка, храбро строящий рожи… спине учителя.
Так шел месяц за месяцем. Джарво уже перестали шокировать размышления о лихих поворотах судьбы, забросившей его — генерала армии Сандотнери, потерпевшего поражение, едва выжившего после проигранной битвы, выхоженного какой-то девчонкой, чуть ли не подростком, — в самое логово противника, под стены Седди, к тому же в образе шута, исполняющего на потеху врагу роль самого себя. А в это время Кейн продолжал разорять города Южных Королевств, Ортед набивал свои палаты награбленными сокровищами, обагренными кровью, и томилась в гаремной башне Эскетра.
Из очередного приступа черной меланхолии Джарво был выведен появившейся в фургончике Эрилл. Девушка казалась явно взволнованной.
— Что случилось? — спросил он.
— Боюсь, у нас будут неприятности. Я только что была у начальства…
— Неприятности с цензурой? — Джарво понимал, что это было бы весьма неприятно и опасно.
— Уж лучше бы так. — Ответ Эрилл поставил его в тупик. — Дело не в этом. Получена разнарядка на огромное количество представлений новой пьесы. Спектакль очень понравился цензорам, и теперь из Седди получено распоряжение: каждый правоверный житель Ингольди должен посмотреть его. Лучше — дважды.
— Так в чем проблема-то?
— А в том, что мы оказались слишком хороши, чем и привлекли к себе ненужное внимание властей. И вот получите, господа актеры: представление должно быть сыграно перед Пророком и его гостями в крепости Седди. Джарво даже не поверил своим ушам:
— Правда?! Вот это здорово! Наконец-то! Я и мечтать не мог о такой удаче! Проникнуть в Седди законным способом, увидеть Эскетру, переброситься с ней парой фраз и, может быть, даже…
— Не кипятись, дослушай, — оборвала его Эрилл. — Спектакль состоится в честь побед Кейна в день его возвращения из похода.
XIX. НАКАНУНЕ БОЛЬШОГО СПЕКТАКЛЯ
Отработанным движением Боури извлекла из шкатулки колоду карт и выложила их перед Эрилл.
— Давай-ка еще раз попробуем. Эрилл покачала головой:
— Два раза пробовали. Хватит, черт побери! Оставь меня в покое.
Не меняя выражения лица, лишь опустив беспокойные глаза, Боури повторила:
— Давай еще раз.
— Пошла ты… Даже не удосужилась рассказать мне, что там было в прошлый раз.
Эрилл вновь потянулась к огниву, чтобы раскурить потухшую трубку.
— Что-то никак не читаются карты сегодня, — промямлила Боури.
— Просто ничего хорошего нам не светит, а пугать меня ты не хочешь. Оттого, что мы погадаем еще раз, моя судьба не изменится.
— Я ведь могла и ошибаться.
— Тогда тем более катись отсюда. Еще мне не хватало тратить время на какую-то шарлатанку.
— Ну пожалуйста. Последний раз. Эрилл вынула из веера три карты, рука ее против воли дрогнула.
И к Джарво в тот вечер вернулась уже подзабытая дрожь в руках. Усилием воли он попытался подавить ее, шепча:
— Нет, только не сегодня. Нет!
Все внутри него словно заледенело. При этом по спине и лицу текли струйки пота. Сомнений не было: к Джарво возвращалась лихорадка. Стальной обруч начал сдавливать голову, неподъемная тяжесть навалилась на грудь…
Только бы Эрилл не заметила. Она и так сделала все возможное, чтобы убедить Джарво отказаться от участия в спектакле в стенах Седди. Приступ лихорадки был бы для нее достаточным предлогом сообщить режиссеру о необходимости замены и одновременно вполне убедительным доводом, чтобы усыпить возможные подозрения цензоров и Стражей Сатаки.
Джарво боролся. Боролся всем телом, всей волей. У него еще есть несколько часов. Быть может, лихорадку удастся унять. В конце концов, на сцене ему предстоит провести лишь несколько минут. А в остальное время… Нет, сегодня он просто обязан оказаться в Седди, найти Эскетру, и тогда…
Вынув из кармана очередную порцию черного порошка, остававшегося у него со времени болезни, Джарво всыпал его себе в рот и запил парой глотков воды. Обычно снадобья Боури помогали ему безотказно…
Ортед Ак-Седди высыпал на ноготь большого пальца, щепотку порошка из измельченных листьев коки и шумно вдохнул. Горечь обожгла ему нос и горло, но по телу побежали знакомые волны наркотического тепла. Приободрившись, он потер руками лицо и посмотрел на спящую мертвым сном обнаженную Эскетру. В его взгляде не было страсти или вожделения. Скорее это был взгляд насытившегося обжоры, обозревающего живописную груду объедков и грязной посуды.
Набросив шелковый халат, Ортед подошел к окну и распахнул плотные занавеси. Солнечный свет хлынул в комнату, однако ни намека на тень не образовалось на полу за спиной Пророка.
Судя по солнцу, поддень давно уже миновал. Неудивительно, если учесть, что лишь на рассвете, закончив пир, бал и переговоры с Кейном, Ортед вызвал к себе в покои Эскетру. Генерал, пожелав им спокойной ночи, откланялся и направился в лагерь армии, разбитый у стен города.
Вспомнив о Кейне, Ортед обратил внимание и на дымы лагерных костров, поднимающиеся над стенами Ингольди. Тысячи костров, тысячи дымных столбов. Армия Кейна вернулась в столицу, пригнав впереди себя неисчислимую толпу неофитов, желающих посвятить свою жизнь служению Сатаки. Бесконечная цепочка телег с трофеями и добычей втягивалась во двор крепости. Ортед усмехнулся: если бы не военные расходы, Седди уже была бы похоронена под грудами захваченного добра. И если бы не война, перемалывавшая людей десятками тысяч, — столица Империи давно задохнулась бы от избытка населения.
Итак, сегодня вечером большой пир в честь очередных побед Похода Черного Креста. В честь генерала Кейна, если смотреть на вещи трезво.
