— Что-что? — просветлело лицо Гейдриха. — Что вы, Шелленберг, только что сказали? Что фюрер попытается изобличить в неудавшемся перевороте в Бухаресте русских?
— А ведь до сих пор мы даже не пытались преподнести истоки этой истории в виде умелого заговора русских, действовавших совместно с румынским коммунистическим подпольем и подло использовавших некоторых представителей «Железной гвардии».
— В том числе и Хориа Симу? — спросил Гейдрих, явно разочарованный тем, что Гиммлер несколько исказил ход его мыслей. — Но тогда нам придется пожертвовать этим обер-железногвардейцем.
— Им давно следовало бы пожертвовать, — обронил Шелленберг. — Поговаривают, что в подобных случаях Сталин любит произносить: «Есть человек — есть вопрос, нет человека — нет вопроса». Вот уже два года этот «вопрос Хориа Симы» остается только потому, что все еще остается сам Сима.
— Да убрать его не составляет никакой сложности, — буквально прохрипел Гейдрих. Когда он волновался, голос предавал его и каждое слово ему приходилось буквально выдавливать из себя. — Но тогда мы потеряем веру в себя со стороны многих других националистических лидеров, на которых пока что можем делать ставки, в том числе и лидеров националистических формирований в эмиграции, представляющих народы Советского Союза и Югославии.
Гейдрих и Гиммлер опять умолкли и уставились на Шелленберга, как на царя Соломона. И бригадефюрер СС вновь не разочаровал их.
— Следует учитывать, что румынской общественности хорошо известны подробности этого «дела» в той интерпретации, в какой в свое время подавала ее и наша сторона, и пресса Антонеску. Я не припоминаю, участвовали ли в заговоре коммунисты, или хотя бы были причастны к нему… Но сама идея фюрера может эффективно сработать только тогда, когда нам удастся доказать участие в «деле Симы» румынских, а значит, и советских коммунистов. И тогда искоренение коммунизма в России было бы еще истолковано как необходимость искоренения его поросли в Южной и Западной Европе.
Гиммлер задумчиво постукивал тыльной стороной карандаша по столу и молчал. Гейдрих тоже молчал, с той лишь разницей, что изливал свою нервозность, поправляя и без того довольно свободно свисавший на его шее галстук. Просто он чувствовал себя в нем, как в петле палача.
Шелленберг и сам понимал, что слишком запоздалое вовлечение в эту пропагандистскую атаку коммунистов потребует от каждого из них, и еще от доброй сотни людей, многих усилий. Назревает целая операция, подобная той, что связана с поджогом рейхстага. Но в том-то и дело, что вспоминать «об этом пропагандистском самосожжении» уже никому не хотелось. Особенно Гиммлеру и Гейдриху. Да и время не позволяло заниматься сейчас этим румынским пепелищем.
— По-моему, всем нам, и в первую очередь вам, Шелленберг, стало ясно, что появление «дела Симы» в «Воззвании фюрера к германскому народу» крайне нежелательно, — вдруг, словно спохватившись, решительно завершил Гиммлер. — Думаю, наших общих усилий будет достаточно, чтобы… удержать фюрера от попытки реанимировать этот давний политический конфуз.
— Во что бы то ни стало — удержать! — вновь прохрипел Гейдрих.
— Всё, партайгеноссе, вы свободны! Что касается вас, Шелленберг, то не позволяйте себе потерять ни минуты.
— Чтобы как можно быстрее справиться с этой задачей, — тотчас же воспользовался моментом Шелленберг, — мне понадобятся кое-какие материалы из архивов Мюллера и Канариса.
— Как только вернетесь к себе, сообщите руководству гестапо и абвера, какие именно материалы вам нужны. В течение часа они будут вам доставлены, — глядя в стол, проговорил Гиммлер, явно теряя интерес к дальнейшему общению с подчиненными и мысленно уже занятый какими-то своими собственными проблемами.
12
— Ладно, о секретах забудем, по поводу назначения дотов и их мощи разбираться будем после войны.
— Вот именно. А пока ввожу в курс дела. Смотри, — развернул майор обычную армейскую карту, а не карту укрепрайона, как ожидал Громов. — Это — пойма реки. Здесь, по самому берегу, оборону займет пехота из тех частей, что переправятся из-за Днестра.
— А сейчас что, прикрытия у меня вообще нет?! Гарнизон дота — и все?
— Ну, не то чтобы вообще… Но и не густо. Фашисты уже прорвались и севернее, и южнее укрепрайона. Отдельные их части, особенно танковые, прошли далеко вперед. Так что большим силам взяться у нас негде, и задача наша будет не генеральской, а солдатской: сдерживая — держаться.
— Божественно, а главное, по-солдатски.
— Да, по-солдатски… А громить… Громить немца будут, очевидно, другие, уже где-то там, на Южном Буге, на Днепре. И намного позже.
— Но если германцы уже прорвались и южнее, и севернее, — выходит, мы окружены?
— Пока что нет. Прорывы осуществлены далеко отсюда. И колонны врага ушли к своим целям. Но вскоре возьмутся и за нас.
— Ясно.
Громов внимательно посмотрел на все еще не отрывавшегося от карты майора. Заподозрить его в чрезмерном оптимизме было трудно: не каждый командир решился бы на такие мрачные прогнозы. Хотя, при всей панической безутешности, они, судя по всему, были вполне реалистичными.
— Покажите, где находится мой дот.
Майор провел потрескавшимся слегка изувеченным указательным пальцем по голубой линии Днестра и остановился у крестика на одном из его изгибов.
— Вот здесь он. Место выбрано удачно. Грунт скальный. Стены мощные. Впрочем, все это надо видеть не на карте. Тем более — на такой, где укрепрайон вообще не значится.
— Итак, первая линия обороны нашей пехоты — по кромке берега? Дальше, на возвышенности, — доты.
— Взаимоподдержка — артиллерийским и пулеметным огнем. Местность по фронту простреливается и пристреляна.
— Это в самом деле божественно. Божественно!
— Дальше, вот здесь, по этому гребню, снова пехота. Мой дот — это уже во второй линии, где дотов негусто. Вот, собственно, и весь наш участок укрепрайона. Силы: маневренная рота, в основном для борьбы с десантами; полуэскадрон в сорок сабель, саперная рота, рота связи. Есть еще тяжелый артиллерийский дивизион, который должен прикрыть отход войск за реку, да пять пулеметных рот в дотах и в круговой обороне вокруг них. Для такой территории, как ты понимаешь, это почти ничего, петрушка — мак зеленый. Но все же какой-никакой костяк. Для начала. А потом… потом — что пошлют Бог и командиры.
— И каков приказ штаба?
— То есть?
— Сколько надо держаться?
— Пока не будет приказа на отход. А он поступит только тогда, когда, прикрывая отход основных войск, мы окажемся в полном окружении. И учти: твой «Беркут» на самом опасном участке. Берега там по обе стороны пологие, словно созданные для форсирования.
— Думаю, немцы это учтут.
— Опыт у них имеется. Теперь о самом доте, лейтенант. Не знаю, как там было на Буге, но здесь, особенно при сооружении твоего дота, инженеры постарались. Скальная порода, бетон. Вгрызались намертво. Вооружение и оборудование тоже солидное: два 76?миллиметровых орудия, три пулемета на турелях… Энергоотсек, санчасть, столовая, «красный уголок», командный и наблюдательный пункты. На случай газовой атаки — спецтруба с фильтрационными устройствами.
— Словом, все по науке.
— Воздухонагреватели и амбразуры дота перекрываются металлическими заслонками. Что еще? Да…
