копией знаменитой «Королевы» — оснащенного гафелем и стакселем шестидесятифутового по ватерлинии почтового судна, бороздившего воды Чесапикского залива в начале XIX века, — была подарена школе богатой выпускницей из Чикаго в 1926 году и заменила собой куда более скромный рыболовецкий траулер. Теперь траулер используется для обучения девочек парусному спорту. Мне была видна также и его невысокая, похожая на обрубок, единственная мачта.
По мере приближения к Главному Корпусу в поле зрения попадали и другие строения, которых насчитывалось уже не менее дюжины. Большие и совсем миниатюрные, они со всех сторон обступали затененный вязами прямоугольный газон. Ближе всех к дороге прилегала злосчастная церквушка. Три невысоких кирпичных строения наискосок от нее первоначально служили «гаремом», где сотни молодых рабынь, не зная отдыха, вскармливали свое потомство. Сейчас они реконструированы под дортуары. Пять зданий в дальнем конце газона, на месте которых некогда размещались коровники и конюшни, отведены под аудитории и гимнастический зал.
За ними я разглядела низкую современную постройку — это была конюшня, где счастливые обладательницы собственных лошадей могли держать своих любимиц. В конце дорожки, обсаженной по обеим сторонам цветами, находилась Коптильня. Лет двенадцать назад Эллен Морни перестроила ее, превратив в гостевой домик с шестью апартаментами, отвечающими самому изысканному вкусу. Там останавливаются родители, приезжающие навестить своих чад.
Здесь следует сказать несколько слов об Эллен. Я училась в «Брайдз Холле» в одно время с ней. Будучи на год старше меня, именно она задавала тон насмешливо-уничижительному отношению ко мне со стороны других воспитанниц школы. Ее отец был знаменитым бостонским брамином, который в первый год моего пребывания в пансионе, к тайной моей радости, оказался замешанным в какой-то скандальной истории, стоившей ему карьеры.
При всей моей нелюбви к Эллен я не могла не признать ее огромных заслуг перед школой. Двадцать пять лет назад, когда она заняла директорское кресло, дела в «Брайдз Холле» находились в плачевном состоянии. Уровень преподавания катастрофически снизился, моральный облик преподавательского состава оставлял желать много лучшего. Воспитанниц из привилегированных семей с каждым годом становилось все меньше и меньше, школьная территория приобрела жалкий вид, постройки обветшали. Окончив колледж, Эллен решила посвятить себя деятельности на ниве просвещения и на первых порах получила место заместителя директрисы в одной из известных приготовительных школ неподалеку от Бостона. Тогда-то к ней и обратились попечители «Брайдз Холла», желавшие вернуть школе былую репутацию; они решили сделать ставку на человека, вышедшего из ее стен.
Их выбор оказался удачным. Благодаря присущим Эллен энергии, самоотверженности и уму пансион «Брайдз Холл» завоевал репутацию лучшего среди учебных заведений этого типа. К тому же Эллен неустанно пеклась о пополнении оскудевшей школьной казны и в этом тоже весьма преуспела. Вскоре она сделалась заметной фигурой на поприще частного образования. Кстати, директорство в «Брайдз Холле» открывает доступ к посту декана практически в любом престижном университете, что для большинства работников просвещения является пределом мечтаний. Не далее как в прошлую субботу я прочла в «Нью- Йорк Таймс», что Эллен обратилась с приветственной речью к восьмистам руководителям приготовительных школ на торжественном обеде в нью-йоркской гостинице «Вальдорф-Астория», где проходил ежегодный съезд Национальной ассоциации приготовительных школ. По сообщению газеты, члены НАПШ стоя аплодировали ей.
Размышляя обо всем этом, я не заметила, как дорога привела меня на овальную площадку, служившую для парковки. Я поставила свою машину рядом с серо-голубым «альфа-ромео» спортивного образца с откидным верхом и выбралась наружу. Некоторое время я просто стояла, собираясь с мыслями, как всегда завороженная поразительной красотой архитектуры Главного Корпуса. Это величественное трехэтажное белое здание совершенных пропорций дает идеальное представление об усадьбах южных плантаторов.
Должно быть, прошло больше минуты, прежде чем я сообразила, что кто-то окликает меня по имени:
— Маргарет! Маргарет!
Я подняла глаза и увидела Эллен Морни, собственной персоной спешащей ко мне вниз по ступеням.
Глава 3
Я не застала Эллен, когда осенью привезла Нэнси в «Брайдз Холл»; последний раз мы виделись с ней пятнадцать лет назад, на встрече выпускниц.
С неким тайным злорадством — надеюсь, простительным, если учесть наши, прямо скажем, не безоблачные отношения в школьные годы, — я отметила тогда, что время обошлось с ней не столь милостиво, как со мной.
При том, что по роду деятельности Эллен приходилось постоянно быть на виду, она, судя по всему, не уделяла должного внимания своей внешности и выглядела заурядной бесцветной классной дамой. Косметикой она то ли вовсе не пользовалась, то ли накладывала ее крайне неумело, одета была безвкусно, стрижка со всей очевидностью свидетельствовала о бездарности ее парикмахера, к тому же она располнела и ее фигура напоминала рыхлую бесформенную глыбу.
Казалось бы, за пятнадцать лет она должна была подурнеть еще больше. Представьте же мое изумление, когда я увидела перед собой изящную, элегантно одетую даму, которая быстрым шагом подошла ко мне, приветливо улыбаясь, взяла меня за руку и приложилась щекой к моей щеке. Я с трудом узнала в ней Эллен. Пожалуй, только голос, всегда казавшийся мне чересчур зычным и фальшивым, оставался прежним, — голос, да еще небольшая, но приметная родинка на левой щеке.
— Я так рада видеть тебя, Маргарет! Как поживаешь? Надеюсь, дорога не слишком тебя утомила?
— Спасибо, Эллен, все хорошо. Ну, а дорога через Нью-Джерси, прямо скажем, не способна порадовать глаз. Непонятно, за что этот штат прозвали «садовым».
Она улыбнулась.
— Утром звонила Джоанна, и я сразу же велела Герти Эйбрамз приготовить тебе номер. Ты ведь переночуешь здесь, не так ли?
— Если не возражаешь. Представляю себе, как ты занята.
— О чем ты говоришь! Нэнси будет счастлива.
Из Главного Корпуса вышли две старшеклассницы, и Эллен позвала их.
— Маргарет, я хочу представить тебе Констанс Берджесс. Констанс, познакомься с миссис Барлоу. Она — автор тех изумительных снимков Альп, которые в прошлом году были напечатаны в журнале «Лайф».
Я увидела перед собой редкостной красоты лицо в обрамлении светлых, отливающих платиной волос и глаза невообразимой голубизны. Я сразу же поняла, кто эта девочка. Нэнси упоминала о ней в своих письмах. Единственная дочь техасского миллиардера Хайрама Берджесса, в этом году она стала старостой школы — на столь авторитетный и почетный пост ее избрали сами девочки. Несмотря на юный возраст — я дала бы ей лет восемнадцать, — у нее была великолепная фигура зрелой женщины и весьма искушенный вид, который никак не вяжется с представлением о школьнице.
Мы обменялись рукопожатиями, и Констанс с заметным техасским акцентом сказала мне несколько приличествующих случаю слов. Затем Эллен представила мне вторую девочку.
— А это Синтия Браун. В нынешнем году Сисси удостоена звания капитана «Королевы».
К Сисси я сразу же почувствовала инстинктивную неприязнь.
Это была рослая девица с широкими мускулистыми плечами гребца и темными волосами, остриженными «под мальчика»; ее глаза, в которых читались вызов и ирония, были посажены, пожалуй, слишком близко к переносице, а рукопожатие оказалось до боли крепким. В ней ощущалась агрессивная самоуверенность и некая необузданная чувственность, заставляющая предположить, что у нее за плечами
