имел никакой возможности нынче же ночью овладеть кладом. Как же быть? В глазах его снова вспыхнула ярость; грозно сверкая, они вперились в разбойника.
— Разве вот жена моя покажет тебе место, — вдруг произнес Славчо, как будто эта мысль неожиданно пришла ему в голову.
— Твоя жена? Она знает?
— Нет.
— Так как же она может?
— Я ей растолкую — она пойдет и покажет.
— Нынче ночью?
— Нынче ночью. Позовите ее…
Подумав, Ахмед-ага бросил на него подозрительный взгляд.
— Почему жена?.. А мужику, кому-нибудь из крестьян, кого я приведу, ты не можешь рассказать?
— Не хочу.
— Почему такое?
— Вы завтра меня в Софию погоните — вешать. Я хочу с женой в последний раз повидаться.
— А коли не позову?
— Другим ничего рассказывать не стану.
— А что жаровня готова, знаешь?
— Делай что хочешь.
На селе пропели вторые петухи.
— Ну и хитер же ты, гяуришка, — промолвил Ахмед-ага с притворным добродушием. — Ладно, так и быть.
Он вышел, растолкал храпевшего на лестнице запти и сказал ему:
— Ступай приведи сюда Славчову молодуху. Скажи: Славчо, мол, повидаться с ней желает.
— А коль она не захочет в такую пору? — спросил запти.
— Хватай за волосы и тащи силой, каналья! — рявкнул начальник.
Запти накинул на плечи накидку и ушел. В околотке залаяли было собаки; но вскоре все вокруг опять погрузилось в молчание.
Через четверть часа во двор к Недю вошли две тени, и большие новые ворота захлопнулись за ними. Это были запти со Славчовицей. Он тихо проводил ее вниз по лестнице и постучался в подвал. Дверь отворилась, запти впустил Славчовицу, а сам остался снаружи, на своем посту.
Славчо так и впился жадными, радостными глазами в жену.
— Здравствуй, Вылкана, — тихо промолвил он.
— Славчо, Славчо! Вот как свидеться пришлось!.. Господи боже, могло ли такое в голову прийти! — со слезами заговорила она, в тоске и отчаянии ломая руки.
— Не горюй, Вылкана. Все как надо.
— Зачем звал? — спросила она плача.
— Чтоб повидаться с тобой, женушка. Кто знает, может, в последний…
— Ох, муженек, муженек мой! — запричитала Вылкана.
— Как Владко?
— Владко здоров…
— Ну, а ты как живешь-можешь?
— Как же это поймали тебя, бедный мой? Будут теперь мучить тебя, злодеи, — бормотала Вылкана, не обращая внимания на турка.
Ахмед-ага понимал по-болгарски и не пропустил ни слова из интимного разговора супругов. Обозлившись, он подошел к ним:
— Ну, нечего балясы точить! Славчо, говори своей молодухе что хотел. Я не стану зря время терять, слушая ваши охи да вздохи…
— Пойди сюда, Вылкана, — тихо сказал Славчо, посветлев лицом.
Подойдя вплотную к мужу, Вылкана печально заглянула ему в глаза.
Он, пристально глядя в глаза жены, принялся что-то шептать ей.
Турок опять рассердился.
— Нечего скрытничать, гяур… Говори так, чтоб я слышал.
Он подошел и стал возле них.
— Слушай, жена, — начал Славчо тихо, слегка дрожащим голосом. — Ты знаешь, где Синий берег?
— Знаю, Славчо.
— Вот это дело, — с удовольствием заметил Ахмед-ага.
— Повыше Синего берега — большие камни… у которых мы в детстве играли, помнишь?
— Знаю я эти камни, Славчо… — ответила Вылкана, крайне удивленная его вопросами, не имевшими ничего общего с тем страшным положением, в котором они находились.
— Ты хорошо их помнишь, эти груды камней, да?
— Помню, Славчо.
— Отлично, превосходно, — вставил опять Ахмед-ага.
Вдруг турок отлетел на два шага, перекувырнулся и упал навзничь, затылком об пол. Внезапный шум падения сменился тишиной. Турок не шевелился. Кровь залила ему голову, стала впитываться в землю. Тонкой струйкой потекла изо рта.
Вылкана стояла окаменелая.
Славчо весь дрожал, пронзая жертву безумным взглядом… Разбойник улучил мгновенье, когда Ахмед-ага близко подошел к нему, и пнул его своей гигантской ногой в живот. Он вложил в этот удар всю мощь и проворство своих железных мускулов, всю ярость раздраженного зверя, все свое клокочущее озлобление, всю жажду мести, все отчаянье. Он так рассчитал силу удара, чтоб после него турок вскрикнуть не мог. От этого зависела его жизнь, его спасение. И турок не вскрикнул.
— Вылкана, возьми его нож и перережь веревки, — скомандовал Славчо жене.
Вылкана, очнувшись, тотчас вошла в свою роль. Она перерезала веревку, которой муж был притянут к столбу.
— Погоди: еще здесь, — сказала она и принялась резать другую веревку, которой были опутаны руки Славчо за спиной.
— Не нужно, — возразил он, и в тот же миг веревка, уступая его нечеловеческому усилию, затрещала и разорвалась.
Избавившись сразу от всех оков, Славчо бросился к трупу, снял с него пистолеты, сунул их себе за пояс, выхватил нож из дрожащих рук Вылканы, вонзил его в грудь турка и открыл дверь.
— Постой. Сперва я.
И выбежал на лестницу, чтоб расчистить путь. К счастью, запти, накрывшись накидкой, дремал. Услыхав поблизости торопливые шаги, он поднялся и крикнул:
— Это ты, Ахмед-ага?
Тогда Славчо наклонился с верхней ступени, где был в этот момент, хватил запти ятаганом по голове, одним ударом усыпив его на месте.
Ворота оказались запертыми. Ночь же стояла темная. Славчо остановился в нерешительности. Но после минутного колебания повел жену к хлеву; там он влез на его пологую крышу, подал жене руку, поднял ее к себе — и оба спрыгнули на улицу.
В это самое мгновенье раненый запти на лестнице не то крикнул, не то скатился вниз — только произвел какой-то шум и разбудил дворовых собак. Почуяв кровь, умные животные залаяли, и вскоре все село наполнилось зловещим собачьим лаем, а двор чорбаджи Недю — криками и суматохой запти.
Перед рассветом двое беглецов были уже далеко: на склонах Стара-планины, где-то возле Влашко- села. Славчо не оставил жену в Бели-Меле, хорошо зная, что она пострадала бы вместо него от мстительности турок. Ей ни в коем случае не удалось бы уверить их, что она не виновата в убийстве Ахмед-
