бабушка, ведь они дружили. Флоренс — единственная, кого она знала на вилле «Девон».
— Получается, медицинское заключение и показания свидетелей ошибочны? Ропер говорил Джону Смарту правду? Лиззи была беременна и родила девочку до убийства?
— Почему Лиззи?
— Но там была только Лиззи.
— Там была и Флоренс.
30
В одну секунду все предположения исчезли, остался единственный очевидный ответ. Мозаика складывалась. Мы повернулись и молча пошли по Наварино-роуд, обдумывая все это.
Флоренс Фишер была обручена, но замуж так никогда и не вышла. Она держала табачную лавку, ее сфотографировали в форме Женской добровольной службы рядом с маркизой Кловенфорд.
Призналась ли она Хансине, что беременна, когда они познакомились в начале июля? Беременность могла быть не очень заметна, особенно если учесть, что Флоренс была крупной девушкой. Но, вероятно, она рассказала Хансине, или та увидела сама, когда беременность уже трудно было скрыть.
— Как ты думаешь, об этом знали? Я имею в виду, Роперы?
— Думаю, да, — ответил Пол. — Расмус давал ей расчет, но Мэри Гайд настояла, чтобы она осталась. Мы не понимали почему. Но все проясняется, если предположить, что она была беременна. Хозяева обычно увольняли прислугу, если такое случалось. А положение Флоренс могло шокировать строгого пуританина Ропера, но не произвести большого впечатления на миссис Гайд, дочь которой вроде бы забеременела еще до встречи с Ропером. Флоренс все равно пришлось бы оставить виллу «Девон» после рождения ребенка, потому что никакой хозяин в те дни не стал бы держать прислугу с младенцем.
Я не смотрела, где мы, просто шла рядом с Полом, а он вел меня к югу. Я не заметила, как мы оказались на Лавендер-гроув. Этот путь проделала Хансине, когда возвращалась домой с младенцем на руках, а Моэнс бежал рядом с ней. Это был жаркий день, возможно более жаркий, чем сегодняшний, и новорожденному ребенку Флоренс не грозила простуда.
Я впервые увидела дом, в котором жила Аста, когда приехала в Лондон.
Маленькие лица по-прежнему были здесь, лица молодых женщин, высеченные из камня, с венками на голове, — одно над портиком и по одному над каждым окном верхнего этажа. За этим большим эркером она сидела и ждала, когда родится ребенок, наблюдая, как мальчики гоняют обручи на улице. А здесь, рядом с домом, где кто-то припарковал «лендровер», Расмус оставлял свою машину, кажется, «хаммель». В те дни почти ни у кого не было автомобилей. В эркере висели тюлевые занавески, которые Аста терпеть не могла.
Мы продолжили путь и принялись задавать друг другу вопросы.
— Почему Свонни отмечала день рождения 28 июля? — спросил Пол.
— Вероятно, потому, что она родилась в этот день, и Аста это знала. Свонни родилась в пятницу, 28 июля, и, возможно, некоторое время Флоренс считала, что сможет оставить девочку. В конце концов, Роперов не будет в доме. Или она не знала, что делать с ребенком. Она не представляла, как будет жить, наймет ли ее кто-нибудь, захочет ли ее друг на ней жениться. И то, что Аста потеряла ребенка, стало для нее подарком судьбы. Появилась леди, которой нужна ее малышка.
— Флоренс родила без помощи, как ты думаешь? В той дыре на кухне, где была ее спальня?
Я сказала, что нам надо еще раз просмотреть дневники, а также отчет Вард-Карпентера. Лучше вернуться домой и перечитать документы.
Дома мы разложили на столе кучу материалов: дневники, переводы Пола, изданные тома, отчеты Вард-Карпентера, стенограммы процесса, страницы Нергор.
Пол прочитал вслух отрывок из Вард-Карпентера:
— «Почему Флоренс так хотела остаться там, где ее перегружали работой и платили гроши — неясно». Все становится понятно, если знать, что она была на восьмом месяце беременности и ей было некуда идти. А на вилле «Девон» — хотя бы крышу над головой имела. Через несколько страниц он говорит, что, когда Флоренс к полудню 28 июля вернулась из магазина, ей стало плохо. Мы не могли понять почему. Лиззи чувствовала себя плохо, потому что принимала гидробромид, у Мэри было больное сердце. Но что случилось с Флоренс? Теперь мы знаем. У нее начались роды. Это объясняет, почему Флоренс не посмотрела, что происходит, или уже произошло, наверху, ей хватало своих забот. На суде Тейт-Мемлинг заставляет обратить внимание, что Флоренс три дня не пользовалась хлебным ножом. Он подчеркивает, что «мисс Фишер хочет, чтобы вы поверили, будто с вечера 27 июля до 30 июля она не брала в рот ни крошки хлеба». Это неудивительно, ведь в это время она родила и чувствовала себя очень плохо. Он развлекал суд своими издевками, которые обрушил на Флоренс из-за того, что она не поднималась наверх до 4 августа, не убирала там, хотя ее наняли, чтобы она содержала дом в чистоте. Но я бы сказал, что в то время меньше всего она думала о чистоте комнат на третьем этаже. Думаю, из-за беременности она не понесла поднос наверх для Мэри. Теперь мы это знаем. Даже Вард-Карпентер говорит, что она два дня не вставала с постели.
— Она была совсем одна? Мне становится страшно от одной мысли об этом, хотя прошло уже восемьдесят шесть лет.
— Вряд ли одна, — возразил Пол. — Посмотри внимательнее страницы Нергор, запись от 29 июля. Аста пишет: «Вчера Хансине попросила отпустить ее на вечер, и я разрешила. Не хочу, чтобы она суетилась вокруг меня. Но она не вернулась даже к полуночи», и «…слышала, как она пришла около двух». Здесь же Аста размышляет, нет ли у моей бабушки любовника. Но мы знаем, куда она ходила. По-видимому, у нее была репутация акушерки, повивальной бабки. Она помогала Флоренс при родах на вилле «Девон».
— Свонни, — сказала я.
— Да, Свонни. Моя бабушка знала лучше всех, кто она, потому что сама принимала ее. И мы знаем, что Свонни на самом деле родилась 28 июля, вероятно до полуночи, если Хансине вернулась на Лавендер- гроув в два.
— Аста знала?
— В тот день — вряд ли. Я думаю, только когда Аста родила мертвого ребенка, бабушка сказала ей о ребенке Флоренс. Возможно, через несколько часов после родов.
— Как ты называл ее? Мне никогда не приходило в голову спросить тебя об этом.
— Кого?
— Хансине. Твою бабушку.
— Мама не позволяла мне называть ее Mormor, и я звал ее «бабуля». А что?
— Она совершила смелый поступок. Видимо, у нее был сильный характер. Интересно, кто родился у Асты, девочка или мальчик? И что они сделали с телом? Закопали в саду?
— Может быть. Но мы же не станем копать, чтобы проверить?
— Конечно нет. Аста никогда и словом не обмолвилась об этом. Думаю, она забыла. Заставила себя забыть. Они недолго прожили в том доме, только до лета 1906 года.
— Когда же родился этот мертвый ребенок?
— Ночью 1 августа. Хансине ходила забрать ребенка у Флоренс днем 2 августа.
Неудивительно, что Аста не любила — и боялась — Хансине. Та слишком много сделала для нее и слишком много знала. Только однажды она пишет, и то довольно сдержанно, что-то хорошее о Хансине — когда Свонни рассказала о словах служанки, что ее Mor бывает злой, — «мы много пережили вместе».
— А кто отец Свонни? — спросила я. — Им же не мог быть Ропер. Хотя так Свонни думала.
— Только потому, что она решила, будто Лиззи — ее мать.
— Это верно. Между прочим, Флоренс выступала свидетелем защиты, но не любила Ропера. Она была помолвлена, и, скорее всего, отец — ее жених. Но что нам о нем известно?
— Почти ничего. Только то, что есть в отчете Вард-Карпентера.
— И немного от Коры Грин, — добавила я. — Но его имя не упоминалось в материалах следствия.
— Ты не права, — Пол отыскал нужное место в отчете Вард-Карпентера. Там действительно было
