— Взбесит, — подтвердила Сара, нежно целуя Джеральда в щеку. Уже не первый поцелуй, но Ромни каждый раз смущенно поеживались.
Отец перехватил ее руку, легонько похлопал:
— Ну, такого еще не бывало, верно?
Джулия поймала взгляд Урсулы. Должно быть, та что-то разглядела в ее глазах — вопрос или страх.
— Я не стану играть, — сказала Урсула. — Мне пора на прогулку.
— По такой жаре?
— Ничего страшного. Днем я всегда выхожу погулять вдоль моря.
Титус, тоже не любитель салонных забав, спросил, как называется эта игра.
— «Несчастливые семейства», о которых вы упоминали?
— Нет, эта игра называется «Передай ножницы», — ответила Сара.
— Какие правила?
— Правило одно: делать как надо.
— То есть мы все что-то делаем, и можно сделать это правильно, а можно неправильно?
Сара кивнула.
— А как узнать, правильно или нет?
— Мы вам скажем.
Хоуп достала ножницы из ящика высокого комода. Когда-то в ход шли кухонные и портновские ножницы Урсулы, даже маникюрные — любые, какие под руку попадутся. Но Игра и все ее принадлежности доставляли игрокам столько радости, что еще в те времена, когда девочки были маленькими и жили дома, Джеральд приобрел викторианские ножницы с кольцами в виде серебряных птиц и острыми кончиками. Эти самые ножницы Хоуп протянула отцу, чтобы тот начал Игру.
Подавшись вперед в кресле — он сидел спиной к окну, — широко расставив ноги, Джеральд раскрыл ножницы так, что лезвия образовали прямой угол. На губах его играла улыбка. Это был крупный мужчина, чью шевелюру журналисты сравнивали с львиной гривой. Но курчавая грива уже поседела, приобрела оттенок металлической стружки. Руки большие, пальцы длинные. Он протянул ножницы Джулии Ромни, промолвив:
— Я передаю ножницы раскрытыми.
Джулия протянула ножницы Хоуп в том виде, в каком их получила:
— Я передаю раскрытыми.
— Неправильно. — Хоуп закрыла ножницы, перевернула остриями вверх и вложила в подставленную ладонь Титуса Ромни:
— Я передаю ножницы закрытыми.
Титус повторил ее движения и передал ножницы Саре. Оглянувшись на Джеральда, он заявил, что передает ножницы закрытыми.
— Неправильно. — Сара раскрыла ножницы и передала отцу, держа за одно лезвие. — Я передаю ножницы закрытыми, папа.
В глазах Джулии мелькнул проблеск догадки она поняла или ей показалось, будто она поняла. Выпрямившись, она дважды повернула ножницы против часовой стрелки, передала их Хоуп и сказала, что передает закрытыми.
— Да-да, — подтвердила Хоуп. — А почему?
Ответа Джулия не знала. Сказала по наитию:
— Но ведь они закрыты, верно?
— Только поэтому? Вы должны передать их закрытыми и знать почему, чтобы все это видели. Когда знаешь, в чем дело, это проще простого, честное слово. — Хоуп раскрыла ножницы. — Я передаю ножницы раскрытыми.
Так продолжалось около получаса. Титус Ромни спросил, удалось ли новичкам разобраться в игре, и Джеральд сказал: да, конечно, но не с первого раза. Джонатана Артура осенило уже на второй раз. Услышав имя лауреата премии Джона Ллевелина Риса и Сомерсета Моэма, Титус пообещал удвоить усердие. Сара добавила в стакан бренди и спросила, кому еще долить:
— Портвейн, папа?
— Не стоит, дорогая. Голова разболится. Налей лучше Титусу.
Сара обслужила гостей и присела на подлокотник отцовского кресла.
— Я передаю ножницы раскрытыми.
— Но почему? — В голосе Джулии прорвалось раздражение, лицо покраснело. Кэндлессы, дожидавшиеся первых признаков капитуляции, торжествующе переглядывались. — Как же так? Ты только что передавала их закрытыми. Что изменилось?!
— Я же говорила, с первого раза не угадаешь, — напомнила Хоуп, слегка зевнув. — Я передаю ножницы закрытыми.
— Ты всегда передаешь закрытыми!
— Правда? Ладно, в следующий раз передам раскрытыми.
В тот момент, когда Титус, раскрыв ножницы, старательно поворачивал их по часовой стрелке, в открытую стеклянную дверь гостиной вошла Урсула. Одной рукой она придерживала выбившиеся из заколок длинные волосы, тонкие, светлые от седины. Заметив ее улыбку, Титус решил, что сейчас хозяйка скажет что-нибудь вроде «Все еще играете?» или «Так и не разгадали секрет?», но она молча прошла через комнату и скрылась за дверью, ведущей в холл.
Оглядев собравшихся, Джеральд предложил:
— Хватит на сегодня.
По смеху девушек — Сара изгибалась, заглядывая отцу в глаза, чтобы смеяться с ним в унисон, — Титус сообразил, что этой фразой, произнесенной несколько помпезно, Джеральд всегда заканчивал Игру. Вероятно, обязательным считалось и заключительное пожелание:
— В следующий раз повезет.
Джеральд поднялся на ноги. Титусу померещилось — без всяких на то оснований, разумеется, — что старика («Великий Старец», называл он его про себя) потревожило возвращение жены, а потому Игра уже не доставляла ему удовольствия. Что-то его беспокоило. С лица сошел румянец, оно стало почти таким же серовато-белым, как волосы. Сара — та из дочерей, что лицом больше напоминала мать, — тоже заметила перемену. Бросив взгляд на сестру, внешне похожую на отца, она спросила тревожно:
— Папа, ты здоров?
— Вполне. — Гримаса на его лице адресовалась содержимому стакана, к дочери Кэндлесс обернулся с улыбкой. — Не нравится мне портвейн, никогда его не любил. Лучше бы выпил бренди.
— Я налью тебе бренди, — вызвалась Хоуп.
— Не стоит. — И он сделал жест, который ни разу на глазах Титуса взрослый мужчина не позволял себе по отношению к взрослой женщине, — вытянул руку и погладил дочь по голове. — Мы разбили их наголову, дорогая. В пух и прах.
— Как всегда.
— А теперь, — с озорной усмешкой в глазах он обернулся к Титусу, — пока вы еще не ушли, хотите посмотреть, где я работаю?
Кабинет. Интересно, эта комната называется кабинетом или нет? Здесь написаны его книги, во всяком случае большинство из них. Жарко, душновато. Из окон видно море, то есть большая часть длинного и плоского, в полмили шириной побережья, волны почти неразличимы вдали. Небо и море сливаются в размытой дымке. Большое окно закрыто, но черные шторы раздвинуты, открывая доступ солнцу — письменный стол, кресло, книги перед столом и позади стола купаются в его лучах. Джеральд Кэндлесс печатал на машинке, а не компьютере. В ониксовом стаканчике дожидались ручки и карандаши.
Слева от машинки — гранки нового романа. Справа — рукопись в дюйм толщиной. Полки до самого потолка заполнены книгами — словари, энциклопедии, разные справочники, поэзия, биографии, романы — сотни романов, в том числе самого Джеральда Кэндлесса. Кожаные и матерчатые переплеты радужно переливались на солнце.
— Как вы себя чувствуете?
