выразительно покачала головой. Не зная, как быть дальше, Сара беспомощно обратилась к ней:
— Я хотела спросить его насчет эмблемы на книгах моего отца.
— Попытайтесь.
Но она не решилась.
Старик с тонкой кожей, с глазами не от мира сего показал Саре, что есть вещи, которые ей не по силам. Она и не подозревала раньше об этом недостатке — о неумении общаться со стариками, с выжившими из ума людьми, не такими, как она. Ей вспомнилась беседа с Джоан Тэйг.
— Мне пора, — сказала она. — Зря я пришла.
— Наверное, зря.
Эта женщина презирала ее. Презрение сгущалось в воздухе, Сара физически ощутила его и, отвернувшись к двери, вся подобралась, выпрямила спину. Вслед прозвучал ясный ликующий голос старика:
— Я поймаю вас на слове и непременно приеду, когда погода наладится. Весной, повидать вас и ваших мальчишек.
За дверью, в захламленном коридоре, Джейн Киприан остановилась, чтобы пояснить:
— Альцгеймер, как вы догадываетесь.
— Очень жаль.
— Что ж, вам следовало позвонить.
Сара быстро шла домой, стараясь не думать о том, во что превратилась жизнь этой женщины. Ее трясло. Какая же озлобленная эта Джейн! Зачем так грубить людям? Надо поговорить с Хоуп, сказала она себе. С этого и следовало начать. Может быть, сестра знает, откуда взялся черный мотылек. И Сара поймала такси. У сестер не было принято являться друг к другу без предупреждения, а на полпути она сообразила, что Хоуп гостит у Фабиана, и продиктовала таксисту адрес на Шедвел Бейсин. Длинный путь, ехать на такси — расточительство. Неужели ей так понадобилось пообщаться? Или знакомство с Адамом сделало ее более уязвимой, в каком-то смысле — более одинокой?
Двое родственников Фабиана, провинциалы, остановились у него на несколько дней и ночевали в спальных мешках на полу гостиной. Хоуп, отворившая Саре дверь, обрадовалась при виде сестры, и Сара была тронута, хотя и слегка удивлена таким приемом, пока Хоуп не шепнула ей в коридоре:
— Мы как раз играем в Игру.
— Что? С кузенами?
— Твой приезд окончательно добьет их, и они отправятся в паб. Мы с ними не пойдем, у нас и дома достаточно выпивки.
Родственникам Фабиана, его двоюродному брату и сестре, было около тридцати. Хоуп взяла за лезвия кухонные ножницы и передала их брату:
— Я передаю ножницы закрытыми.
Брат осторожно принял ножницы, раскрыл и передал Саре:
— Я взял закрытые ножницы, и передаю их раскрытыми.
— Неправильно! — возликовала Хоуп.
Сара приняла ножницы, взяла их за кольца, закрыла и передала кузине:
— Я взяла ножницы раскрытыми, и передаю закрытыми.
Кузина раздвинула ножницы, дважды перевернула в воздухе, закрыла и сказала:
— Я взяла раскрытыми и передаю раскрытыми, — и с этими словами вручила ножницы Хоуп.
— Верно, — сказал Фабиан. — А почему?
— Потому что они раскрыты.
— Неправильно.
— Но ведь вы сами так говорите, верно?
Хоуп и Фабиан ехидно посмеивались. Кузина предположила, что все зависит от того, в какую сторону смотрят кончики, а ее брат решил, что считаются повороты. Они играли еще полчаса, но родственники так и не разобрались в правилах. Хоуп и Фабиан веселились от души, и у Сары тоже поднялось настроение. Кузен стал требовать объяснений, но Фабиан отказал наотрез: информация просочится, и они с Хоуп навсегда лишатся любимого развлечения.
— Кто-нибудь идет с нами в паб?
Хоуп решительно отказалась и, только дверь затворилась, извлекла бутылку — на этот раз не вина, а ликера «Стрега».
— Ох, напьюсь! — сказала Сара.
— Очень правильная мысль. По-моему, тебе не помешает. Фаб покопался в истории с убийством в Хайбери — помнишь то дело, на котором якобы основана «Белая паутина»?
— Что-то нашел?
— Он в этом спец.
— Это имеет какое-то отношение к папе, Фаб? И вообще, как по-твоему, «Белая паутина» действительно связана с этим случаем? Проливает хоть какой-то свет на папино прошлое?
Фабиан повертел в пальцах стакан, всматриваясь в колыхание бледно-желтого напитка, задумчиво отхлебнул глоток.
— Я не читал книгу. — Судя по его тону, и не намеревался читать. — Смотри сама. Я все записал. — Он передал ей зеленую папку с десятком исписанных листков.
— Научный подход, — с некоторым испугом протянула Сара.
— Только с виду, — подбодрил ее Фабиан.
— Я все думаю насчет черного мотылька. Он что-нибудь означает? Почему на папиных книгах эта эмблема? Ты что-нибудь знаешь, Хоуп?
— Никогда не задумывалась.
— Просто поразительно, как мало эти две юные леди, столь привязанные к своему отцу, интересовались им, — прокомментировал Фабиан и, поймав яростный взгляд Хоуп, поспешил уточнить: — Я имею в виду — при жизни. Обычно женщины хотят все знать о родителях, об их детстве. И когда на его книгах появился мотылек, вы уже были не маленькие девочки. Могли бы спросить: почему мотылек, папочка?
— Мы не спрашивали, — пожала плечами Хоуп. — Не спрашивали, и все тут.
Словно человек, осознавший глубокую истину, Сара проговорила задумчиво:
— А ведь и правда, люди обычно не проявляют особого интереса к человеку, который поглощен ими. Будто папиного интереса к нам было достаточно, ни для чего другого места не оставалось. Папа жил нами, мы принимали его обожание, но не особо вникали в жизнь самого обожателя.
— Замечательно, — откликнулся Фабиан, на которого эта речь не произвела впечатления. — Только теперь у нас трудности.
— Он бы ничего нам не сказал, — возразила Хоуп, вновь берясь за бутылку. — А может, тебе поговорить с той женщиной, которая делала обложку «Гамадриады»? — предложила она сестре. — Вероятно, ей что-то известно. Ведь первый раз мотылек появился на «Гамадриаде».
— Я ее не знаю. Даже имени не помню. Сколько лет прошло — восемнадцать?
— Зато я знаю. В смысле, знаю в лицо, а зовут ее Мелли Пирсон. Я встретила ее на улице, когда в последний раз ездила к тебе. Наверное, она живет в твоем районе, если только не в гости приходила.
Дважды на одни грабли Сара не наступала. Хотя Мелли Пирсон жила от нее не дальше, чем Фредерик Киприан, и Сара проходила мимо ее дома по пути к станции Чок-Фарм, на этот раз она предварительно позвонила.
— Я очень хорошо помню, как делала обложку для «Гамадриады». Мой первый большой заказ. — Голос спокойный, женщина никуда не спешит, рада помочь. — А потом книга стала бестселлером, о ней много говорили.
— Черного мотылька тоже вы нарисовали?
— Мотылька? А, эту маленькую эмблему. Да, кажется, я. То есть я его скопировала. Это важно?
— Не знаю. Возможно, — сказала Сара.
— Может быть, зайдете ко мне? Вы где-то рядом живете, верно?
