Стиву казалось, что зубы еле слышно скрипели и щелкали.
— Ну и что? — крикнула Эмма. — Да, видела! И что такое? Какое я имею к ним отношение?..
— Я это как раз сейчас выясняю, — невозмутимо ответил Конолли. — Итак…
— Не знаю! — как саблей рубанула рукой воздух Эмма. — Понятия не имею… Мне кажется, Виктор продавал эти ожерелья черным… Негры давали за них хорошие деньги…
— Прекрасно, — кивнул Конолли, наклонился к ней ближе и ласково зашептал: — А где он брал зубы?
— Я же вам сказала — понятия не имею…
Конолли печально вздохнул:
— Ах, миссис Драпкин, вы такая милая! Такая приятная женщина. Но мне придется арестовать вас, миссис Драпкин…
— За что? — пронзительно взвизгнула Эмма. — Что я сделала? За что?
— За нарушение эмиграционных законов… Пока за это… — обнадежил Конолли и добавил мягко: — Я хочу помочь вам…
— Я вижу, как ты хочешь помочь мне, полицейская харя!.. — орала Эмма.
Стив подумал, что бандит Лекарь, видимо, не случайно выбрал себе Эмму подругой — несмотря на испуг, ярость в ней бушевала сильнее спасительной покорности. И засмеялся, потому что переводчица или втайне сочувствовала Эмме, или не знала, как перевести «полицейская харя», но, во всяком случае, не стала переводить Конолли несправедливое мнение Эммы о его профессиональной физиономии, так похожей на ангельский фейс Энди Гарсиа.
Да и не могла знать переводчица, что хлыщеватого вида «фед» Полк, который вроде был здесь за главного, очень хорошо знает слово «харя», что много-много лет назад мама Стивена Полка — Анастасия Александровна Щербакова частенько ругала «неумытой харей» их соседа негра — пьяницу и весельчака Джереми Ноланда.
Полк подошел к Эмме, наклонился к ней и сказал по-русски:
— Эмма, вы попали в скверную историю… Вам надо очень много вспомнить и рассказать нам… Сержант Конолли собирается вас арестовать, чтобы суета и обилие впечатлений на Юле не отвлекали вас…
Глаз у нее был больше не хитрый и не яростный. Он был померкший, с остановившимся зрачком, как у мертвой курицы.
— А что вы хотите? — сипло выговорила Эмма. Полк сел на стул задом наперед, облокотился на стол и, глядя ей прямо в глаза, внятно, медленно произнес:
— Мы хотим, чтобы вы вспомнили о вашем дружке Лекаре все… Круг знакомых, чем занимался, как развлекался, где бывал, с кем дружил и кого ненавидел…
— А вы что — из КГБ? — потрясённо спросила Эмма.
— Эмма, КГБ уже давно нет. Там, у вас, есть ФСБ. А я из родственной организации — ФБР…
ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
обращается к лицам, говорящим по-русски, с просьбой помочь бороться с преступностью, положить конец терроризму и шпионажу в США. ФБР интересуется любыми фактами и предположениями о деятельности организованной преступности, вымогательствах, наемных убийствах, мошенничестве, незаконных доходах, наркотиках, подделках денег и какой-нибудь другой криминальной деятельности в США или за границей. В особенности для защиты национальной безопасности.
ФБР примет любую информацию в научной, военной или технической сферах. ФБР просит лиц, располагающих вышеупомянутой информацией, сообщить об этом в Нью-Йоркское отделение ФБР по телефону: (212) 335-2700, добавочный (3037). Вы также можете писать по адресу: Federal Bureau of Investigation 26 Federal Plaza New York, New York 10278.
Вся полученная информация будет содержаться в строгом секрете.
15. Москва. Ордынцев. Гараж
Василий Данилыч Прусик, агент под псевдонимом Гобейко, продержался до момента, пока Кит не примерился к рулевому колесу «хонды», чтобы вырвать его со всей колонкой.
— Да остановись ты зверствовать, жопастый баклажан! — закричал Прусик, заорал по-настоящему, распялив пасть, похожую на старую ржавую обойму, выкопанную из земли на местах боевой славы. — Поговорить, что ли, по-людски не можем? Будь человеком! Договоримся…
— Конечно, договоримся, — подал я голос. А Кит заверил:
— Ясное дело — договоримся! Обо всем договоримся! Ударим по рукам! По ногам! По рогам! По яйцам!..
Его усы-барометр были грозно подняты.
— Василий Данилыч, подойдите ко мне… — сказал я негромко.
Долговязый шестимесячный пожилой зародыш послушно просеменил ко мне и встал так, чтобы смотреть мне в лицо, но и Кита не выпускать из виду, если тот надумает крушить его машину дальше. А Кит вздохнул тяжело, как пахарь у края борозды, и достал из кармана воблу. Для размягчения рыбешки он обстукивал ее о блестящую полированную крышу «хонды», и выражение лица Прусика свидетельствовало, что ему было бы легче, кабы Кит обстукивал свою воблу о его плешь.
— Василий Данилович, нас здесь трое. Как вы думаете, чем мы отличаемся? — спросил я как бы загадочно.
— Откуда мне знать? — угрюмо буркнул Прусик. — Все мы люди. Сегодня ты пануешь, а завтра, может, я…
— Э, Василий Данилыч, вы, похоже, совсем без ума! — усмехнулся я. — Вы надо мной и после конца света пановать не будете. Но это пустой разговор. Я вам задал вопрос…
— Да откуда мне знать? Я вас сегодня вижу впервой! — со злобой возник агент.
— Хорошо, я объясню вам. Дело в том, что у меня мало времени. Мне нужно, чтобы вы быстро рассказали всю правду. Но есть проблема — мы все довольно разные люди. Вот, например, мой подчиненный Кит врёт иногда — по необходимости. Я не вру никогда — из принципа, назло. А вы врёте всё, всегда и везде. Вы не человек вовсе, а сплав харкотины из лжи, криводушия и подлости… Поэтому, если вы сейчас попробуете мне врать…
— Да Боже упаси! — прижал он клятвенно руки к килевой грудине потомственного рахитика. — Богом клянусь, правду скажу…
Кит уже добыл из воблы вяленый пузырь и обжигал спичкой, готовясь сожрать его, пока я отвлекся на минуту.
— Кит, имей совесть, отдай половину обожженки, — остановил я его. — И обращаю твое внимание, что клиент снова употребляет всуе имя Божье. По-моему, это грех…
— Наверняка! — согласился завзятый клерикал Кит Моржовый. — Не нравится мне это. Пожалуй, погляжу, что у него там с габаритными огнями…
Последовавший звон разбитых стекол убедил меня, что с задними фонарями у Гобейки теперь не все в порядке.
— Да перестань, ирод проклятый! — заблажил Гобейко-Прусик. — Я же сказал — все, что знаю, все…
— Тогда, Василий Данилыч, не тяните резину. Расскажите, что произошло с нашим товарищем Валерой Ларионовым?.. — попросил я.
— Что, что! Пришили его лица черножопой национальности…
— Кто именно?
— Ну, командир, дорогой ты мой, подумай сам — нешто они мне паспорта предъявляют? Шептались у
