что лучше бы я стал рок-музыкантом…
Я устало засмеялся:
— А что? Неплохая мысль! Представляешь, Паша, ты — не замученный мной и громадными делами чиновник, а весь отвязный и томный, в макияже и женском платье, поешь по телевизору вместе с Борисом Моисеевым… Наверное, и Ванька бы мной гордился, если бы я играл центром в «Спартаке». — Я взглянул на свой хронометр и попросил помощника: — Включи звук.
Кузнецов нажал кнопку на пульте, и диктор на экране телевизора бодрым голосом сообщил населению о текущих неприятностях:
— …длящееся третий день быстрое падение цен на Московском фондовом рынке не является симптомом общей тяжелой болезни всей кредитно-финансовой системы, считают российские и зарубежные эксперты. По их мнению, золотовалютные резервы Центробанка позволят в ближайшие два-три дня стабилизировать обстановку на рынке ценных бумаг. Массированные интервенции на рынок не дадут…
— Интервенции! — усмехнулся я. — Тоже мне, Антанта сыскалась…
Кузнецов убрал звук, осторожно спросил:
— Когда вы встречаетесь с вице-премьером? С космическим проектом?
— Завтра. Сегодня — рано, послезавтра будет поздно. На верблюда надо влезать, пока он лежит…
— Все бумаги готовы.
— Хорошо, — кивнул я. — Значит, сегодня Ванька улетает в Швейцарию…
Я отпил остывший кофе из чашки, задумчиво постучал пальцами по столу. Кузнецов удивленно посмотрел на меня — он знает, как я не люблю переговаривать говоренное.
— Да, они вылетают вашим бортом, «стотридцатьчетверка», в восемнадцать тридцать. В Цюрихе их будет встречать Калошин, он и доставит на место. Два человека постоянного сопровождения…
— Присядь, Паша, посоветоваться надо, — остановил я Кузнецова и показал ему место за столом. — У меня проблема. Нет времени дожидаться, пока Ванька вырастет и поймет все про меня, про рокеров и футболистов, про то, что купить команду «Спартак» — игра азартнее и круче, чем гонять мяч… Я хочу уплотнить время…
— Слушаю.
— Ты знаешь, кто такие «хед-хантеры»?
— Охотники за головами? — перевел и удивился Кузнецов. — Полицейские? Киллеры?
— За головами! Но не за скальпами, а за мозгами, — рассмеялся я. — Это редкая, очень ценная, высокооплачиваемая работа. Хед-хантер ищет гениев… У нас таких специалистов нет, потому что в России во все времена пропадало столько талантов, что гений всегда стоил дешевле грязи… Гения не то что продать, его за бесплатно некому было впарить. Вот и хед-хантеров у нас не возникло — убыточный бизнес… Ты понимаешь, к чему я клоню?..
— Вы хотите создать благотворительный институт «Мозг-инвест»? — осторожно спросил Кузнецов шефа.
— Ни за что! Я ненавижу благотворительность — самую лживую популистскую форму саморекламы!
— Коммерческий фонд?
— Я хочу, чтобы ты стал первым настоящим хед-хантером в России. Когда-нибудь эта неблагодарная и беспамятная страна поклонится нам в ножки за это… Ты должен отыскать и собрать все яркое, талантливое, самобытное, что есть на нашей земле.
— Думаю, еще не все разбежались по миру.
— Слава Богу! Не алмазы, не алюминий, не нефть — никто не перехватит! Нет интереса! И на наше счастье, быстровспухший русский капитал живет пока одной заповедью: если ты такой умный, то почему бедный? Им еще не приходит в голову, что самая бесценная энергия в мире — невоплощенная идея гения. И ты должен собрать мне этих никому неведомых нищих мудрецов.
— Уточните параметры задачи.
— Только общие контуры, детали ты проработаешь и срочно подготовишь доклад. Объект поиска — молодые люди от двенадцати до тридцати лет. Пространство — Россия, все новые самодельные республики и Восточная Европа. Сфера интересов — прикладные науки, передовые технологии, нетрадиционные технические проблемы, менеджмент. Реальный мир, который кормит человечество…
— Какие вы намерены мобилизовать средства?
— Бюджет — без нашего обычного воровства, но вполне свободный, без нищеты и крохоборства. И главное — юридическая база! Их мозги должны принадлежать нам…
— Как вы это себе представляете?
— Договора должны быть составлены так, чтобы мы всегда оставались их хозяевами или партнерами. Семь из десяти наших выкормышей принесут убытки, на двух — останемся в нулях. Один реализованный гений даст миллиард. Если эта затея выгорит, через двадцать лет наши сыновья не будут горевать, что мы с тобой не стали футболистами или плясунами…
— Кто-нибудь знает об этом плане? — спросил Кузнецов.
— Ты. И я. Больше никому и знать ничего не надо. Пока, во всяком случае. Кроме экспертов и специалистов, которые тебе понадобятся. И тем информацию сплавляй не полностью, а только в той части, что их касается.
— Я найду надежных людей, — пообещал Кузнецов.
— Постарайся, — попросил я. — Обеспечь, пожалуйста, полную конфиденциальность. После того как я утвержу твои предложения, я открою на проект отдельное финансирование, из сторонних источников. Это миллионы, очень много миллионов. Всеми деньгами распоряжаешься единолично, отчитываешься только передо мной.
Кузнецов смотрел на меня с грустью:
— Спасибо, Александр Игнатьич… За доверие…
— А чего такой скучный?
— Нет, все нормально, — тяжело вздохнул Кузнецов. Отвернувшись, спросил: — Вы меня вывели из своего круга?
Я отодвинул от себя пустую чашку, она резко противно звякнула — Кузнецов вздрогнул.
— Паша, я не двигаюсь по кругу… А тебе даю возможность выйти на новый виток расширяющейся спирали.
Сергей Ордынцев: дед и внук одновременно
Господи, как мне не хотелось его спрашивать об этом! И все-таки, заканчивая разговор, уже встав, я еще мгновение колебался, но потом задал вопрос:
— Ты мне ничего не хочешь сказать о дискете?
Серебровский поднял на меня детски незамутненный взор:
— Ты о чем?
— О дискете, которую передал Кот…
— А! — будто бы припомнил Сашка. — Чепуха! Нормальный шантаж…
Я хмыкнул:
— Ну да, я и сам догадался, что это не любовная записка! Чем же тебя шантажирует Кот?
Хитрый Пес махнул рукой:
— Долгая, мутная история… Дела давно минувших дней…
— Правильно я понимаю, что тебе эта информация безразлична? — спокойно осведомился я. — Иначе говоря, с этими делами у тебя все в порядке?
Серебровский откинулся на кресле, долго смотрел на меня в упор.
— Видишь ли, Серега, мы живем в такие времена, когда никакие дела не могут быть в полном порядке. Я своим всегда повторяю: если тебе кажется, что все в порядке, — значит, ты плохо
