— И как вы определите переломный момент?
Директор расслабился в кресле.
— Мало ли… — проговорил он задумчиво. — Если, допустим, в голове твоей племянницы созреет простенький вопрос, из-за которого пришлось избавиться от шустрой журналистки, тогда… Хотел бы я знать, как в этом случает поведет себя наш учитель французского?
Выходя из школы, Глеб мысленно усмехнулся: да, Иван Гаврилович, насчет моих джинсов вы сильно прокололись. Ах, бедняга! Зинаида Павловна так с этим вас доняла, что вы от нее прямо шарахаетесь! А Зинаида Павловна между тем утверждает, что ничего вам не говорила, и я верю ей на все сто. Отсюда следует, что… во-первых, кто-то все же вам донес о наших с ней прениях об одежде, и вы, Иван Гаврилович, это во-вторых, решили использовать ситуацию, чтобы внести дополнительный штришок в свою роль рубахи-парня. Милейший, вы перестарались: как говорится, шпионы валятся на мелочах. К тому же, интеллигентный вы мой старичок, прожженная каналья Лосев тянется перед вами в струну. С чего бы это? Из уважения к сединам?.. Ха!
Когда Глеб подходил к своему «жигуленку», с каким-то унылым однообразием повторилась вчерашняя сцена: из бордового «вольво» вылезла знакомая троица в адидасовских штанах и так же, как вчера, обступила Глеба. Только на сей раз у двоих, вставших по бокам, были пистолеты. На людной улице, средь бела дня… С другой стороны, дело житейское: кого этим отморозкам бояться? Наставив на Глеба стволы, они жевали жвачку. Крепыш с золотыми зубами оружия не держал. В его обязанности, очевидно, входило думать за всех троих.
— Ну чё, Француз, поехали? — произнес этот мозговой центр. — Время — деньги, без понтов.
Глеб вздохнул:
— Сильвестр, уши не болят?
Златозубый сплюнул ему под ноги.
— Слышь, Француз… я б тебя, падла, прямо здесь завалил, но Папаня велел живым тебя доставить.
— Папаня — это шеф твой, что ли? — уточнил Глеб.
— Ну. Упрешься рогом — яйца тебе отстрелим, без понтов. Какое хочешь, на выбор.
Парни с пистолетами заржали. Они умели ценить юмор.
Глеб глянул на здание школы и вспомнил с облегчением, что окна директорского кабинета выходят на противоположную сторону.
— Как звать твоего Папаню? — полюбопытствовал он.
— Чак Норрис, — буркнул златозубый и под гогот вооруженных дружков кивнул в сторону «вольво». — Залазь, погнали.
— Ладно, — согласился Глеб. — Только сперва я позвонить должен.
Смех парней с пистолетами смолк.
— Может, прострелить ему коленку? — предложил один из них.
Глеб чуть отклонился вбок, захватил его руку и сломал. И ту же операцию мгновенно проделал с его напарником. Все это свершилось с такой невероятной быстротой, что златозубый как сторонний наблюдатель не заметил вообще никакого действия, а зафиксировал взглядом лишь результат. Вертясь волчками, парни поддерживали сломанные руки и вопили в голос. Златозубый отреагировал с опозданием, но не стандартно: он повалился брюхом на асфальт и прикрыл голову руками. И так лежал он, без звука и движения, пока Глеб, выбросив пистолеты в люк канализации, не вернулся и не сказал:
— Восстань, Сильвестр. Поехали к твоему Чаку Норрису.
Только тут златозубый встал, отряхнулся и пробормотал:
— Ну все, б… чтоб я еще с тобой связался…
Они вчетвером погрузились в «вольво»: Глеб сел за руль, златозубый — рядом, а двое с переломанными руками, стеная, расположились сзади.
— А ты не такой чайник, каким кажешься, — покосился на златозубого Глеб.
— Угу, — буркнул тот, — мамаша моя тоже так думает.
Развалясь на сиденье, он курил и показывал дорогу Глебу, который гнал машину с бешеной скоростью. Парочка за их спинами создавала шумовой фон, перемежая стоны с матерщиной. Притормозив у телефона-автомата, Глеб выскочил и позвонил Даше, но у нее было глухо занято. После нескольких попыток Глеб чертыхнулся, вновь сел за руль и погнал «вольво» вдоль Казанской железной дороги к Папане на дачу. Домчали они еще засветло. Дача оказалась трехэтажным особняком, расположенным на обширном огороженном участке соснового бора. Ограда, естественно, была высокой и сплошной, а металлические ворота, похоже, могли выдержать танковую атаку. По указанию златозубого Глеб дважды гуднул.
— Как звать Папаню? — повторил он свой вопрос.
— У него и спросишь, — огрызнулся златозубый.
Ворота между тем раздвинулись, и Глеб с тремя бандитами въехал, так сказать, в частное владение. Охраны было… как на секретном военном объекте. Ворота немедленно сомкнулись, и «вольво» обступили крутые парни в количестве явно избыточном.
— Меня здесь ждут? — осведомился Глеб.
— Ну, — хмуро кивнул златозубый. — Покури пока, я щас.
Он выбрался из машины, перемолвился с охранниками и по гаревой дорожке затрусил к особняку. Парочка на заднем сиденье заметно оживилась и, костеря Глеба в бога-душу, кое-как вылезла на свежий воздух. Для охранников «пострадавшие», само собой, были своими. Под сочувственные возгласы братвы они принялись кивать в сторону Глеба, очевидно, рассказывая, какая он бяка.
После недолгого ожидания Глеб вновь гуднул. К нему сейчас же подошел верзила в камуфляже и жестом приказал опустить стекло. Когда Глеб выполнил приказание, он просунул внутрь конопатую физиономию и сквозь зубы процедил:
— Еще раз бибикнешь, глаз на жопу натяну, понял!
Вместо ответа Глеб сжал пальцами его нос и гуднул еще трижды. Затем включил зажигание и медленно поехал к особняку, тащя верзилу за ноздри. Взбешенные охранники бежали следом с автоматами наперевес. Глеб моментально приобрел среди них такую популярность, что они были готовы растерзать его в клочки.
Но тут наконец появился златозубый в сопровождении парней еще более крутых, приближенных, видимо, к особе владельца дачи. Глеб выпустил нос верзилы и, поднимая стекло, посоветовал:
— Наплюй на все и ложись спать.
Златозубый приоткрыл дверцу.
— Пойдем, Папаня икру мечет.
Пока Глеб выходил из «вольво», между парнями из охраны, алчущими линчевать его на месте, и парнями крутыми еще более произошел короткий базар, который завершился восстановлением дисциплины. И под усиленным конвоем, флагманом которого был златозубый, Глеба сопроводили в особняк, где роскошь и безвкусица соперничали на равных.
— Обувь снимать? — спросил Глеб.
Но шутка его успеха не имела. Парни более крутые буквально из рук в руки передали его четверке парней, крутых во всех отношениях. Один из этой четверки профессионально обыскал Глеба и кивком пригласил следовать за ним. Трое остальных, что называется, прикрывали тылы, а златозубый семенил сбоку.
Они вошли в огромную комнату с паркетным полом и зеркалами по периметру стен. Комната эта походила скорей на танцкласс, чем на жилое помещение. В углу стоял низенький столик, уставленный снедью и напитками. В кресле возле столика сидел, нога на ногу, невзрачный мужчинка с реденькими волосами, в кроссовках и в костюме «адидас». На небритом лице мужчинки, под бесцветными бровками, поблескивали живые плутоватые глаза, которые прямо-таки ощупывали Глеба.
— Так ты и есть Француз? — явно разочарованно произнес Папаня.
— Ну, — подтвердил за Глеба златозубый.
Глеб шагнул к хозяину дачи. И вместе с ним синхронно шагнула четверка парней, крутых во всех отношениях.
— А ты, значит, Митька Грач? — уверенно предположил Глеб.
