– Угадай, что у меня в кулаке?
– У тебя там, – отчеканила Даша, – листок из тетради. В клеточку. А на нем чернилами нарисован Альберт Эйнштейн. Угадала? Или у меня извращенная фантазия?
Глеб на мгновение замер и – рассмеялся.
– Ну вы даете, Дарья Николаевна! Таким сложным фокусам боцман меня не обучал! – Разжав кулак, он швырнул в корзину скомканную бумажку. – Всего хорошего. Через неделю зайду за пособием.
Он вышел из комнаты и хлопнул входной дверью.
Даша застыла, безвольно опустив руки. Услыхав, как со скрипом открылись и захлопнулись дверцы лифта, она в досаде пробормотала:
– Дурак! Дурак! Дурак!
Потом, чуть подумав, извлекла из корзины брошенную Глебом бумажку и расправила ее на столе… Это был листок из тетради. В клеточку. На нем чернилами был нарисован портрет Эйнштейна. И Эйнштейн улыбался во весь рот. А под рисунком было написано: “Сама дура! Дура! Дура!”
Даша опустилась на стул и, всхлипнув, сказала:
– То-то же.
По пятницам Глеб давал шесть уроков французского, по одной паре в каждом из трех девятых классов. Все шло в привычном вроде бы русле за исключением двух моментов. 9?й “Б” не искрился обычной жизнерадостностью, а буквально источал мрачный сарказм. Неформальные лидеры Лёня Рюмин и Гуля Шарипова любой вопрос по теме урока ухитрялись перевести на обсуждение гнусной роли Лубянки в болезнях российской демократии. Большинство класса, похоже, не шибко их понимало, однако поддерживало из солидарности. В настроение ребят Глеб демонстративно не вникал. Он лишь заставлял их высказываться по-французски, следя за грамматикой и произношением. И второе. Медведев из 9-го “А” явился с фонарем под глазом и на занятиях проявлял бестолковую активность, старательно изображая интерес к предмету. Из педагогических соображений Глеб поставил ему “четверку”, что привело беднягу в полное замешательство.
После уроков Глеб зашел в учительскую и попросил у завуча номера домашних телефонов всех девятиклассников.
– Вам зачем? – поинтересовалась Зинаида Павловна, протягивая ему отпечатанные на машинке данные.
– Кое-кто из ребят, – ответил Глеб, – проявляет способности к языку. Хочу поговорить с их родителями: не согласятся ли они на дополнительные занятия.
– Платные? – насторожилась завуч.
– Само собой. – Глеб старательно переписал в блокнот несколько номеров, хотя нужен ему был лишь телефон Лёни Рюмина. – Кто ж нынче работает бесплатно?
Завуч вздохнула, поправляя извечную косу на затылке.
– Трудно с вами спорить, Глеб Михайлович. Времена изменились.
Тут в учительскую впорхнула географичка.
– Здрасьте, кого не видела! – прощебетала она, и пышный ее задок вильнул перед Глебом.
Кроме нее и Зинаиды, в комнате никого больше не было. Глебу, можно сказать, повезло.
– Привет, Галь! – Он как бы продолжал переписывать номера телефонов. – Вчера, между прочим, был на банкете, который устроил этот… забыл, как называется фонд, где наш Иван Гаврилович – большая шишка.
Глаза географички загорелись.
– Как ты туда попал?
– Случайно. Сперва директор сделал мне выволочку за драку возле школы, а потом смягчился и вручил приглашение на презентацию их издательства.
Географичка колыхнула бюстом над его ухом.
– Ну и как? Приличный был банкет?
Завуч меж тем копалась в сумочке, делая вид, будто разговор этот ей неинтересен.
– Полное дерьмо, – скривился Глеб. – Публика там… сплошные олигофрены. Думаю, это издательство скоро сдохнет. Вместе с фондом нашего дорогого шефа.
Завуч резко поднялась. Ее увядшие щеки покрылись пятнами.
– Глеб Михайлович, этого я от вас не ожидала. По-моему, Иван Гаврилович заслуживает немного уважения…
– Зинаида Павловна, – округлил глаза Глеб, – разве я не имею права на собственное мнение?
– Разве о том речь?! – От негодования лицо старой девы сделалось даже привлекательным. – Но почему такая агрессивность, такое недружелюбие?! – Схватив сумку, она устремилась из учительской. – От кого, от кого, Глеб Михайлович, а от вас…
Дверь за ней захлопнулась. Географичка хихикнула:
– Схлопотал? Нашел перед кем откровенничать.
Вскочив со стула, Глеб сунул листок с телефонами в карман джинсов.
– Прокольчик получился, – пробормотал он, шагая к двери.
