покачнулся.
– А можно спросить, зачем ты тут?
– Так, посмотреть, познакомиться…
– С нами? Но зачем?
– Узнаете…
Ветер встал, легко приподнялся в воздухе над лодкой, и я заметила, что он полупрозрачный, а крыльев у него вовсе и нет. Становясь все более разреженным, он абсолютно свободно махнул вверх и, окончательно растворившись в лунном свете, напоследок погладил меня холодным движением по голове, растрепав волосы. Сверху донеслось:
– Пока… До встречи…
Воздух снова замер, луна, удовлетворив свое любопытство, скрылась в тучах. В темноте Роман добрался до меня, нашарил мою руку, крепко вцепился в нее, жалобно сказав:
– Оля, я начинаю бояться, что этот деятель приходил за тобой, ведь ты хотела улететь. И вдруг он утащит тебя куда-то туда, куда ты собиралась? А я останусь один, опять один… Ты мне нужна, я не хочу, чтобы ты улетала без меня. Возьми меня с собой, пожалуйста!
Я была настолько потрясена, что не могла не то, что слово выговорить, у меня язык принципиально не шевелился. Судорожно сглотнув, полезла в карман за сигаретами, трясущимися руками долго и безрезультатно щелкала зажигалкой. Роман вытащил ее из моей руки, только тогда я смогла прикурить. После этого обнаружилось, что ноги у меня тоже перестали функционировать. Я медленно сползла по стене, усевшись на корточки. Высадив сигарету в три затяжки, схватила следующую. Язык по-прежнему отказывался повиноваться. Роман снова щелкнул зажигалкой, укоризненно покачав головой.
– Оля, дорогая, успокойся. Почему ты так испугалась?
– Не знаю, – еле шевеля дрожащими губами, прошептала я. – Как-то это уже с-слишком… Че-чересч- чур…
– Только заикаться не начинай, – Роман присел рядом. – Тебя же всю колотит. Может, пойдем, чайник согреем?
Я была согласна на все. Меня в самом деле колотило, и никак не получалось справиться с собой. Перспектива быть унесенной ветром меня не то, чтобы пугала, я впала от нее в панику, полную и совершенную. Все соображения вышибло из мозгов, меня трясло, и я была согласна на любое предложение, только бы забыть случившееся. Все остальное осознавалось сквозь туман ужаса, полностью подчинившего меня себе.
Роман привел меня в кают-компанию, схватил со стола чайник, оттащил его на камбуз. Через некоторое время я обнаружила перед своим носом кружку с чаем. Сдуру отхлебнув большой глоток, я сильно обожглась. И заревела в голос от боли, страха, отчаяния, от всего накопившегося в душе за последнее время, вытирая слезы и сопли рукавом неизвестно чьей куртки. Роман тяжело вздохнул, взял меня за руку, вытащил из-за стола и отвел в кубрик. В душном мраке он уложил меня на свою койку, заботливо закутал одеялом. Сам сел рядом и гладил меня по моей глупой, такой бедной и несчастной голове, пока я не смогла заснуть…
– Уж не уснула ли ты там, Холли?
За лепестками оказался иной мир в лице Расмуса. Он, отодвинув в сторону мою руку с цветком, с интересом заглядывал мне в глаза. С таким выражением я бы смотрела на незнакомую букашку, пытаясь определить, что она собой представляет. Видимо, определив, что собой представляю я, Расмус улыбнулся.
– Вставай, дорогая, нам пора!
Мне, конечно, никуда не хотелось. Что может быть лучше после длительного пребывания в тесных замкнутых помещениях космического корабля, чем поваляться под ласковым солнцем на мягкой нагретой земле среди зелени и цветов? Но Расмус плевать хотел на мои желания, он схватил меня за руку и поставил на ноги.
– Прекращай расслабляться, как ты собираешься воевать с подушкой под головой?
Он щелкнул меня по макушке, слегка, и по моим волосам побежали серебристые искры. Я закатила глаза вверх в попытке разглядеть их как следует. Тихое потрескивание и нежное покалывание бегающих по голове искорок взбодрило меня.
– Не сердись, Расмус, дорогой, я уже готова идти за тобой хоть воевать, хоть на край света!
Он широко раскрыл глаза, пристально уставившись на меня, почти в испуге, голубоватые искры собрались в точку в глубине зрачка.
– Что ты сказала? Мне не послышалось?
– Не пугай меня! Что я такого страшного натворила своим длинным языком?
– Ты сказала – дорогой Расмус? А? – строго спросил он.
– Ну, сказала, – скорчив рожу, пожала плечами я. – А что в этом такого особенного? Ты же мне говоришь – дорога-а-ая Холли?
– Холли, – почему-то жалобно попросил он. – Не надо. Я ведь могу тебе и поверить…
Что мне оставалось делать? Я скорчила серьезную мину, снова пожала плечами, на этот раз изобразив недоумение. Он мне может поверить, видите ли! Да верь ты, кто тебе мешает? Я-то тебе верю… Ох, Расмус, почему мы прячемся друг от друга, почему? Что тебя держит, Расмус? А меня что сдерживает во сне, где я могу делать, что хочу? Или не могу? Почему? Что там творится в моей душе, что скрыто от меня, то, что даже во сне не позволяет мне вцепиться в тебя, броситься на твою шею, повиснуть на ней? Почему мы ничего не можем себе позволить? На моей деланно серьезной физиономии бессовестно хлюпнул нос, в который старательно спрятались несколько прорвавшихся слезинок. Я мужественно улыбнулась.
– Успокойся, пожалуйста, не буду я тебя больше пугать. Пошли! Воевать, так воевать!
Он задумчиво наморщил нос, запустил пятерню в лохматый затылок.
– Еще бы знать, с чего начать… Меня разобрал неудержимый хохот.
– Это же надо! Ты что, отправляешься на сражение без плана? Тоже мне, великий воитель!
– Я не говорил этого никогда! – он погрозил мне длинным пальцем. – Ты забыла, что я великий и ужасный фокусник и клоун! Поэтому для меня импровизация важнее плана!
– И что, работает? – невинно поинтересовалась я.
– Не прикидывайся овечкой, все равно не поверю, – Расмус с удовольствием рассмеялся, – потому что ты, Холли, полноценная язва! Хороший специалист всегда артистичен, и я не исключение! Импровизация для меня, скорее, дополнительный, но достаточно важный инструмент.
Видимо, в доказательство этого значительного тезиса он щелкнул пальцами. Рядом с ним возник роскошный рысак. Я ахнула:
– Какой красавец!
Конь был прекрасен. Белоснежный, стройный, с тонкими легкими ногами, просто чудо! За всю жизнь мне так и не довелось ни разу даже прокатиться на лошади. А как хотелось! Так приятно было воображать, как несется мимо земля, как ветер свистит в ушах… И вот хоть во сне да прокачусь! Замечательно!
Расмус подошел к коню, с удовольствием погладил его, ласково сказав:
– Привет тебе, мой дорогой Генри! Давно не виделись! Прокатишь нас немножко?
Мне показалось, что губы коня скривились в довольной и лукавой улыбке. Расмус заскочил к нему на спину, протянул руки ко мне.
– Давай к нам…
Он наклонился ко мне, схватил под мышки, как куклу, посадил перед собой. Конь сделал шаг, второй… и мы оказались в воздухе. Я испуганно вцепилась в гриву, конь скептически фыркнул. Расмус осторожно отцепил мои судорожно сведенные руки от коня, обнял одной рукой за талию.
– Расслабься, Холли, я же тебя держу, видишь?
Я не столько видела, сколько чувствовала. Сообразив, что мне не грозит плюхнуться вниз, я успокоилась, с наслаждением обозревая окрестности. Летели мы невысоко, все детали ландшафта под нами были отчетливо видны. Множество возделанных полей, на которых копошились маленькие фигурки людей, лежали под нами. Вокруг каждого поля виднелась какая-то странная шевелящаяся масса белого цвета, сверкающая на солнце, как снег в морозный день. Масса, похоже, состояла из живых существ, по крайне мере, было видно, что она то распадается на отдельные шевелящиеся части, то снова сливается воедино.
