Калинка вышел вон, подозвал кого-то кивком и снова вошел в комнату. Вслед за ним появилась молодая девушка шестнадцати или семнадцати лет, которая внесла поднос с чашками и дымящимся чайником. Она была одета в простое белое крестьянское платье с высоким вышитым воротом и с синей каймой. Под платьем, плотно облегавшим талию, скрывалась стройная девичья фигурка. Из-под простого белого платка виднелись соломенные волосы. Испуганно улыбаясь, она вошла в комнату, ее глаза были такими же голубыми, как у Калинки, высокие скулы, полные губы и насмешливое выражение лица так напоминали переводчика, что Эндрю сразу понял, что это его дочь.
Улыбаясь, Эндрю поклонился девушке, отчего та тут же вспыхнула и спрятала глаза.
Продолжая улыбаться, Эндрю показал на Калинку, а потом на молодую девушку.
— Дочь?
— Da, э-э, да, Кейн. Дочь. Таня.
Эмил сделал шаг вперед и так же церемонно поклонился, к немалому удовольствию Калинки и смущению Тани. Выпрямившись, он перекосился от головной боли, застонал и потер виски.
Заговорщически подмигнув, Калинка похлопал Эмила по плечу. Засунув руку за пазуху, он вытащил глиняную бутыль, открыл ее и вылил несколько капель в одну из чашек с чаем.
— Что это, опохмелка? — поинтересовался Эмил, беря чашку. Попробовав обжигающее варево, он что-то проворчал и быстро все выпил.
Калинка выжидающе на него посмотрел. Внезапно лицо доктора прояснилось.
— Черт бы меня побрал, — воскликнул он. — Там есть какой-то сок, это точно, и что-то еще. Не знаю, что это, но головную боль как рукой сняло!
Эндрю отхлебнул из второй чашки и, к своему удивлению, через несколько минут почувствовал себя совершенно свежим и полным сил.
— Выглядите хорошо, — улыбаясь заметил Калинка, — Теперь видите Ивора, говорите мир.
— Давайте покончим с этим, — ответил Эндрю. — Мы и так уже слишком долго находимся вне расположения полка. Я хочу сегодня вернуться, иначе Пэт со всеми ребятами заявятся сюда, чтобы вызволять нас.
Не без помощи Калинки нацепив саблю, Эндрю подошел к окну.
— Сержант Шудер, мы отправляемся на встречу.
— Будьте осторожны, сэр, — сказал Ганс, понизив голос.
— Если запахнет жареным, выстрелите в воздух, и мы с парнями придем на помощь. Все будет в порядке, Ганс.
Это был совсем другой тип войны, и он видел, что Гансу больше всего на свете хочется быть рядом со своим полковником, сжимая в руках карабин, а не ожидать в неведении на улице.
— Мы просто немного поблефуем, Ганс. Они и так уже напуганы нашим оружием. Не беспокойся, я скоро вернусь.
— Береги себя, полковник, — сказал Ганс, и, к немалому удивлению Эндрю, слегка похлопал его по руке.
Эндрю не удержался от улыбки при виде такого нарушения субординации, какого Ганс не позволял себе с тех пор, как не сдержал слез в госпитале под Геттисбергом.
— Ладно, Калин, пошли.
Еще раз поклонившись Тане, он вновь поразился ее красоте и заметил, как отец весь просиял от гордости за то, что Эндрю оказал внимание девушке ее положения.
— Они сейчас там, беседуют с ним, — сказал Михаил, не скрывая своего отвращения.
— Итак, сын мой, тебя это беспокоит?
— Надо с этим кончать! — воскликнул Михаил, смотря прямо в глаза Патриарху.
— Разумеется, — кивнул тот и сделал знак своему личному секретарю Касмару налить еще чаю. Затем он жестом отослал священника из комнаты.
— Рад слышать, что у святой Церкви есть такие горячие сторонники, как ты, Михаил, — продолжил он, осеняя медведеподобного воина крестом и указывая ему на кресло рядом с собой. — Хорошо, что ты в последние дни часто приходишь ко мне поговорить. Я вижу, тебя гнетет неразумное решение твоего брата заключить мир с этими синими дьяволами.
— Многие думают, как я, — порывисто ответил Михаил. — Мой брат сошел с ума. Даже если эти демоны — люди, они все равно чужаки и поэтому подозрительны. Они крестятся наоборот и тем самым оскорбляют тебя и нашу святую Церковь, а Ивор заключает с ними соглашение!
— Гнусное дело, — проскрежетал зубами Раснар.
— С тех пор как Ивор получил этот дьявольский дар, который исцелил его слабые глаза, он как будто зачарован этими синими.
— Может быть, этот дар и свел его с ума? — предположил Патриарх.
Раснар не сводил взгляда с воина. Конечно, они оба понимали, к чему ведет их игра. Будучи незаконнорожденным, Михаил не имел никаких прав на трон верховного боярина — по крайней мере, пока был жив его брат. Его участившиеся появления в палатах Патриарха означали, что Михаил ищет союзника.
— Ты ведь понимаешь, — медленно произнес Раснар, — я часто желал, чтобы все было иначе.
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Михаил.
— Мне всегда казалось, что вашему отцу следовало пойти к алтарю с твоей матерью, а не с матерью Ивора.
— Мой брат должен был родиться ублюдком, — прошипел Михаил. — Жирный близорукий дурак! Я должен был стать боярином Суздаля. Проклятье — я должен им стать! — заорал он, стуча кулаками по столу.
— Именно об этом я часто мечтал, — подлил масла в огонь Раснар.
«И уж конечно, тобой будет куда легче манипулировать», — подумал он, довольно усмехаясь. Вслух же произнес:
— Разумеется, ты понимаешь, что святая Церковь будет рада установлению справедливой власти и поддержит тебя в своих проповедях. Если погибнет вождь синих мундиров, то с его демонами будет нетрудно справиться, а их оружие будет отдано на хранение Церкви, где ему и надлежит быть.
Михаил вопрошающе взглянул на Патриарха.
— Но Церковь будет рада передать несколько этих трубок своим самым преданным слугам, — неохотно добавил Раснар, и Михаил улыбнулся.
— Пришло время утренней молитвы, — завершил свою речь Патриарх, давая понять, что время беседы истекло. — Но, друг мой, знай, что преданность Церкви не останется без награды.
Михаил поклонился и направился к двери.
— Я упомяну твое имя в сегодняшней проповеди, но и ты поспеши, потому что не скоро представится следующая возможность застать врасплох их вождя, — напутствовал его Раснар, и в ответ воин хитро улыбнулся.
Дверь захлопнулась. Раснар довольно потер руки. Вот брат собирается напасть на брата. У него не было и капли коварства Ивора. Скорее всего, его гордость была уязвлена стычкой на дороге или тем случаем со стеклами, а теперь он жаждет крови. Раснар внушил Михаилу мысль стать посредником между Ивором и синими, но этот проклятый крестьянин все испортил. Дипломатия никогда не была сильным местом Михаила, и Патриарх мог с легкостью предсказать все его действия.
Отец Михаила и Ивора покусился на церковную власть, отобрал у нее право на сбор десятины и провозгласил, что Церковь должна подчиняться решениям суздальского боярина.
Сейчас настало время вернуть отобранное, а синие должны стать той искрой, от которой возгорится пламя. Нетрудно будет подчинить Михаила своей воле, а когда в нем отпадет нужда, произойдет несчастный случай, и снова Церковь будет править, а знать подчиняться, как было раньше.
— Касмар!
Открылась дверь, и, низко кланяясь, вошел молодой священник.
— Снаряди гонца. Возможно, вскоре я отправлю сообщения церквям других городов.
— Я хочу, чтобы они присягнули мне на верность, — произнес Ивор, — и дали клятву служить мне и в
