ним — в леса за реку. Впрочем, приказ уже опоздал — конная сотня данванов обошла лагерь и заходила в атаку как раз от бродов. Её вёл в атаку сам ан Эйтэн йорд Виардта — верхом на чёрном огромном жеребце…
…Вадим и Ротбирт отвязывали от воза коней. Эрна быстро и без разбора подсаживала на воз детей, женщины и дети постарше готовились бежать, держась за борта.
— К бродам не ходи, — быстро сказал ей Вадим. — Плывите через реку! Увидимся на том берегу, слышишь?!
Немая мучительно замычала. Никогда в жизни не было ей так больно от своей немоты. Она столько хотела сказать… но лишь прижалась щекой к сапогу славянина в стремени.
— Гони! — крикнул мальчишка, вырывая ногу. — Мы их попытаемся хоть немного задержать! Ротбирт!
Гарцевавший рядом Ротбирт весело откликнулся:
— Вайу и сталь!
— Вайу и сталь! — прокричал в ответ Вадим. — Брат, вперёд!
— Вперёд, брат!
Мужчины сражались отчаянно, давая возможность спастись хоть немногим. Люди пробивались к реке; женщины и дети на ходу отбивали трусливые наскоки хангарской конницы. Уже сразился с ан Эйтэн йорд Виардтой Гэста — и пал, но люди, пошедшие с ним, из последних сил сдерживали врага у бродов…
…Навстречу мальчишкам, топча трупы, мчались трое данванов. Одного вышиб из седла топором выскочивший из-за возов ополченец. Двое других ускорились и склонили копья.
Вадим не воспользовался пикой. Он скакал на врага, выхватив меч и держа его в опущенной руке. В метре от наконечника вражеского копья мальчишка лёг на круп и, пропустив удар над собой, секущим движением махнул снизу вверх-вперёд.
Хороший меч был Сын Грома. Панцырь данвана лопнул, и тот завалился на сторону, а потом упал из седла, запутавшись в стремени.
Резким движением Вадим выпрямился. Противника Ротбирта подвело, как видно, незнание того, как анласы ловки с пикой. Мальчишка вышиб данвана из седла — так задувают огонёк свечи, раз — и нет…
…Эрна гнала волов так быстро, как только они могли бежать. Навстречу, наперерез, выскочил, склонив копьё, данван. Застыл, как страшная кукла — неподвижный воин на неподвижном коне, направив копьё прямо в грудь девушке.
Она оглянулась. Люди в повозке, держась за борта, смотрели на неё с безумной надеждой. Матери прижимали к себе детей. Те, кто постарше, кусали губы. Луков не было ни у кого…
'У нас с ним был бы сын,' — подумала Эрна за миг до того, как копьё отбросило её назад — на руки женщин. Завизжал конь, хрустнуло что-то под колёсами. Один из старших мальчишек прыжком бросился на передок.
— Люблю, — шевельнулись губы Эрны, и изо рта девушки на грудь хлынула кровь.
Позднее Вадим не мог себе объяснить, почему остался жив. Вокруг кричали, падали и умирали люди и кони. Обрывки воспоминаний — кровь, перекошенные лица, сверкающие панцыри врагов, Ротбирт, катящий вместе с другими навстречу атакующим вражеским конникам повозку… Он крутился на земле в обнимку с данваном, в потом вдруг снова оказался верхом, с пикой в руке. Рядом были Ротбирт (без шлема, всё лицо залито кровью, у щеки болтается, как тряпка, снесённый с головы лоскут кожи с волосами), какой-то ещё мальчишка и один из ратэстов. Вчетвером они отступали к реке; между ними и данванами не было никого, кроме мёртвых. Вадим чувствовал, что сзади в боку у него торчит стрела, пробившая панцырь и глубоко ушедшая в тело — поворачивая голову, он видел белое оперение и понимал, что оно — пластиковое.
Трупов вокруг было множество. Некоторые — это сразу различалось — убили сами себя; радости взять в плен аналаса не будет ни данванам, ни хангарам… Слева кто-то ещё сражался у возов, справа, за грудами трупов, у брода, тоже шёл бой — там сгрудились повозки.
— Теперь нам осталось только выбрать, где умирать, — Ротбирт, не морщась, содрал лоскут кожи, брызнула кровь.
— Почеум не здесь? — ответил Вадим. Обратился к мальчишке: — Ты вот что — езжай отсюда.
— Я не ратэст, но сражаться умею тоже, — спокойно ответил тот.
— Смотрите! — внезапно крикнул ратэст. — Смотрите!
Люди плыли через реку. Вода кипела… Женщины, дети, старики — плыли, опираясь кто на что мог, толкая перед собой доски с положенными на них малышами… А с берега по ним, растянувшись в цепь, били — спокойно, методично и прицельно — лучники-данваны. До противоположного берега было шагов четыреста, и стрелы летели, летели, летели…
— А, вот как, — сипло сказал Вадим. — Вот как, значит… — и вдруг бросил Вихря вперёд.
И было уже как-то всё равно — умирать, жить… Были беззащитные спины и метко летящие в них длинные, способные пронизать кольчугу, стрелы. Играючи. В худенькую спину девочки-подростка — раз! В привязанного на спину матери грудного ребёнка — раз, и махом две жизни! В ополченца, с трудом выгребающего одной рукой — раз! В плывущего на доске мальчишку — раз, и пусть плывёт дальше уже прибитый к этой доске!
Вадим доскакал первым и молча ударил пикой. Она выскочила из груди лучника, пробив доспехи, и того швырнуло на песок. Ротбирту так не повезло — 'его' лучник успел повернуться, выпустил стрелу — и Винтахэв рухнул, поехал по песку на коленях, с жалобным стоном валясь на бок. Ротбирт соскочил с воплем, в котором мешались ярость и боль, удержался на ногах. Лучник уже целился снова, но мальчишка- ополченец, налетев, неловко, но сильно, ударил лучника в плечо мечом, и тот зарылся маской в сырой песок.
Грозя мечом, Ротбирт попятился к воде. Вадим вогнал пику в бок ещё одному лучнику, веретено с треском лопнуло.
— Сюда! — закричал он ратэсту, отбиваясь мечом от лучников, пытавшихся стащить его с Вихря. Ротбирт по колено в воде сражался сразу с двумя, отступал на глубину. Мальчишка скакал к Вадиму, а с другой стороны мчались, наклонив копья, конные данваны. — Сюда!
Но тот узнал в одном из трупов на истоптанном песке свою жену. А рядом — до неузнаваемости изувеченую копытами дочку…
С долгим, звериным воем ратэст выпрямился в седле и поскакал навстречу данванам. Кажется, свалил одного, но уже в следующий миг лежал в траве, сбитый копьями.
Вадим подал коня назад и сверху вниз вонзил меч между лопаток одному из противников Ротбирта. Тот попытался повернуться, но лишь откинул голову и осел в воду. Второй, отбиваясь мечом, бросился в сторону, споткнулся — шлем слетел с него, открыв искажённое яростью лицо.
— Тварь! — и Вадим, вскинув Вихря на дыбы, обрушил меч на голову данвана. Клинок застрял где-то в панцыре на груди, Вадим с рёвом вырвал его, как колун из дерева, огляделся. Мальчишка больше не скакал — он лежал на гриве коня, свесив в воду руку с мечом — в спине кучно торчали четыре стрелы, ещё одна — в затылке. Слева по берегу бежала, прижимая к себе маленького ребёнка, женщина. За нею — мальчишка лет двенадцати с саксой в руке. А следом скакал, прямо сидя в седле и разбрызгивая воду, данван.
Вадим узнал капитана, который приезжал на переговоры. А женщина — это была Ринд с Увальдом и Увольвом. Семья Йохаллы.
— Вайу и сталь! Держитесь! — крикнул Вадим и помчался навстречу.
Увальд между тем развернулся и, пригнувшись, приготовился, кажется, прыгнуть на врага. На скаку Вадим ногой отпихнул его в сторону, не до церемоний… эх, пику, пику бы! Жало копья хищно вильнуло, целясь в горло. Вадим скособочился в седле, с выдохом перерубил копьё у самой руки — капитан, перевернув обрубок, ударил окованным металлом подтоком, как пальцей. Вадим отбил удар щитом, но в руке данвана уже сверкнул меч — откинувшись назад, он рубанул мальчишку по шлему, снёс медное крыло — в голове Вадима помутилось, но он удержался в седле. Данван что-то кричал, и Вадим зачастил в ответ матерную скороговорку, саму собой полезшую на язык, взметнул Сына Грома навстречу новому размашистому удару, крикнул Ротбирту:
— Спасай детей! Через реку!
