катапульты. Еще мы добыли сухую, заскорузлую арбузную косточку.
Как-то в юности я прятался в отрубях с изюмом – маневр, который позже прикончил Розу Люксембург. Спасаясь на холодильнике от надвигающихся ботинок, я промчался по краю коробки и прыгнул на клапан. Попытка не удалась – коробка была закрыта. Я тогда не знал настоящей боли и решил спрыгнуть на пол. Мне повезло, что раны в юности заживают быстро, и к тому же мы умеем отращивать потерянные конечности. Впрочем, этому меня научили муки крушения, что произошло именно там, где мы теперь устанавливали пластиковую катапульту. Я верю в физику.
Мы положили арбузное семечко в ложку. Тем временем Барбаросса вернулся с полчищем тараканов.
– Куда вести добровольцев? – спросил он.
– На холодильник, – ответил я.
Никто не двинулся. Я собрался было изложить план, но, поглядев на Барбароссу, понял, что объяснения бессмысленны. Толпе требовался вождь.
– Белый всегда прав! – заорал я и начал восхождение по алебастру. Остальные подхватили клич и последовали за мной.
– На фига тебе сдалась эта шеренга мудаков? – спросил Суфур.
Отруби с изюмом на холодильнике охраняла большая черная коробка. На ней громадными буквами размером с американского монстра значилось: «Тараканий Мотель».
Нам хватило одной серии «Психоза» по телевизору, чтобы держаться от подобных заведений подальше. И для тех, кто умудрился пропустить фильм, на коробке была изображена липкая лента и даже написан рецепт клейкой наживки прямо на боку. В Тараканий Мотель мог войти лишь невежда, питающий слабость к пшенице с карамелью.
Но Айра в Мотель свято верил. Однажды я слышал, как он кудахтал: «Бедные ублюдки!» – устанавливая свежую коробку. До Террора мы регулярно забрасывали мотели останками со всей квартиры, раздувая масштабы Айриных побед. В восторге от такого успеха, он покупал нам все новые мотели. Мы с удовольствием наблюдали эволюцию их графического дизайна.
– Ёпть, гляди-ка, – сказал Суфур, тыча в надпись на фасаде.
К нам подошел Барбаросса.
– Если заселились, съехать не надейтесь. Прямо так и сказано.
Толпе на открытой поверхности стало неуютно.
– Граждане! – закричал я. – Давайте сбросим это уродливое бельмо на пол, во тьму.
И снова убежденные увлекли за собой сомневающихся. За минуту мы выстроились бок о бок полированным ксилофоном, головами упершись в коробку, объединившись во имя доблестной цели. Я затрепетал при мысли, что, проживи квартира 3Б даже тысячи лет, наши потомки скажут: «То был их звездный час».
От Айриного нашатырного спирта холодильник сделался безупречно чистым и практически лишенным трения.
– Пошли! – скомандовал я. На удивление легко мы сдвинули мотель с места. – Быстрее! – Заскребли по эмали ноги, тараканы застонали. Их истощенные тела для таких усилий уже не годились.
И все же вдохновляющее зрелище: брыкаются сотни шипастых ног Блаттеллы, гнутся сотни усов. Фасад проехал над краем холодильника и вдруг накренился. Бумажная стенка затрещала в лапах, и в мгновение ока наш смертельный враг рухнул на пол, прямо на ложку. Резко щелкнул пластик, и арбузное семечко взлетело. Но я просчитался – оно не попало на стол. Еле долетело до края стула.
Я заметил брешь в наших рядах на краю холодильника. Кого-то мы потеряли. В кухне завибрировал пронзительный вопль:
– Вашу мать! Суфур. Забыл отпустить Мотель.
Мы поспешили к нему. Ему повезло: Мотель упал желтком вверх. Суфур притянул меня к себе за верхнее жвало и потрясенно прошипел:
– Свободен!
– Это верно, – ответил я, помогая ему подняться. Он куда-то поковылял. Добровольцы уволокли Мотель по полу в щель между холодильником и шкафчиком. Я не мог рисковать, привлекая Айрино внимание.
Сопля влез на стул Руфи и понюхал косточку.
– Треской пахнет.
– Спускайся оттуда, – позвал я. Появился Бисмарк с еще одним Элизабетиным волосом; тот, что принес я, давным-давно сгинул в пылесосе. Мы с Бисмарком взобрались на сиденье и надежно обвязали им косточку. Потом взялись за него и направились по спинке стула на стол. Косточка подпрыгивала и вертелась позади, волос перекручивался и обдирал нам лапы. Мы прошли по столу и двинулись по стене мимо строя контейнеров: семья личинок, что прошли путь от лакомого мускатного ореха до грубой крупчатки. Я представил, как Руфь ставит сумку на край стола и выгружает покупки, вынимает коробку, рядом ставит блюдо, которое в итоге окажется под контейнером с сахаром. Великолепно! Руфь редко добавляла в пишу это дьявольское вещество.
Мы втащили волос по одной стенке контейнера и спустили по другой, пристроив косточку на ручке. Своими могучими жвалами Барбаросса перекусил волос, и я бросил его на пол за плиту.
– А где ты найдешь тыквенное семечко? – спросил Малец.
– Сейчас увидишь. – Я пошептался с Гудини, и тот взобрался на контейнер к косточке. Спустя все эти месяцы от него еще воняло хреном.
– Леди и джентльмены, – сказал Гудини, – для этого номера мне нужен доброволец, умеющий плеваться. Вы, сэр, подойдите сюда и покажите нам, как вы это умеете. Прямо на косточку. Да, это было неплохо, но, может, кто-то в состоянии плюнуть чуть более смачно?..
Скоро белая косточка покрылась слюной. Гудини повернулся спиной и зловеще забормотал:
– Печень еврея-богохульника, желчь козлиная, тисовый побег… смешать с кровью бабуина, чары будут крепки и надежны. – Он отошел в сторону. Косточка стала черной и блестящей, как в тот день, когда шлепнулась с Айриной губы.
– Ужин подается в гостиной в девять часов вечера, – сказал я.
Бисмарк, Барбаросса и я вошли в нижний ящик напольного шкафчика – единственное хаотичное место во всем доме. Перетаскивая содержимое из старых шкафов, Айра без разбора свалил все сюда.
Гвозди, кнопки, сантиметр, консервные ножи, штопор, целлофановые пакеты, ножницы, клей и все остальное за много лет превратились в единое целое. Мы же искали карманный фонарик – он обнаружился где-то сбоку.
– Как думаешь, может, засунуть что-нибудь между лампой и батареей или между батареями? – спросил я Барбароссу.
Тот покачал головой:
– И не думай. Как ты внутрь попадешь?
– Сломаем и откроем, животное, – ответил Бисмарк. – Расколотим его, с твоей-то силой.
Лицо Барбароссы засияло восторгом и неистовством, словно он всю жизнь ждал подобного приглашения. Он зарылся в культурный слой и вернулся с отделочным гвоздиком. Постоял, ритмично покачиваясь, затем метнул гвоздь в пластиковую линзу. Барбаросса все раскачивался, а гвоздь тем временем ударился в пластик, отлетел и попал Барбароссе между глаз, отбросив его на моток шпагата.
Бисмарк засмеялся. Внезапно фонарь наклонился и рухнул почти нам на головы. Удар гвоздя не мог произвести такой эффект. Во время своих поисков Барбаросса катализировал какую-то реакцию а-ля Руб Голдберг.
Бисмарк влез на фонарь.
– Видишь? Если выдвинуть ящик, отвертка проткнет линзу.
Я подошел к нему.
– По-моему, шансов маловато.
Поднять фонарь для нас – все равно что поднять холодильник. Поэтому мы с Бисмарком нашли бечевку, оторвали от нее кусок и привязали к фонарю. Оклемавшийся Барбаросса потащил эту тяжесть. Но и через полчаса изматывающей работы фонарь не сдвинулся ни на микрон. Мы уже собрались бросить это дело.
