– Ты знаешь этот народ, что он буйный.
– Какого черта они творят?
– Конь, юн та латунная штука. Видишь, как они столпились?
Теперь я увидел, что у хаоса имеется центр.
– Они думают, это не конь. Исход исчез, и они нашли себе нового бога – Золотого Тельца.
– Исход велел себя предать?
– Нет, брат мой. Кто-то другой велел, давным-давно, и память о нем сейчас пробудилась. Это был ты.
В нашу сторону понесся таракан. Мы укрылись за краем доски, и он пролетел над нашими головами.
– Я же рассказывал историю, – возразил я. – Это просто анекдот. Что за ерунда.
– Да, я понимаю. Просто анекдот. – И он отвернулся к доске.
– Я могу укрыть их за шкафчиком меньше чем за час.
Остерегись, предупредил меня дух Бисмарка. Спасти им жизнь, ответил я, вот и все. Я не буду строить их в шеренги, не повлияю на размножение. Но оставить их умирать? Вот это – манипуляция нашим генофондом. Я не брошу их только потому, что у них обнаружились недостатки. У меня самого всего пять ног.
Аарон не отвечал. Снова все придется делать самому.
Я вытащил из меноры кусок черного фитиля – это будет посох – и вышел на середину доски. Граждане обступали коня.
– Кто господень – иди ко мне! – пропел я. Гвалт постепенно утих. Гражданам, похоже, плевать, кто изображает пророка.
– Вы сделали великий грех; итак я взойду к господу, не заглажу ли греха вашего.
Они безмолвствовали, пока я медленно шел по доске, нарочито прихрамывая на изуродованную ногу, будто сгибаясь под тяжестью их грехов. Я пересек каминную полку и исчез за лампой.
– Грешники! Они изведают мой гнев! – Я заехал фитилем по новому панцирю. Панцирь отозвался мощным басовым эхом. Я сам едва не перепугался.
– Ослепительный свет и жара смутили их. Воистину, они праведники, – ответил я сам себе нормальным голосом. – Праведность не тает, точно масло в полуденном солнце! – Я снова грохнул по панцирю и тихонько выглянул. Колония застыла в священном ужасе.
Я приглушил громкость и продолжал умолять, повышая голос на случайных словах вроде «раскаяться», «прощение» и «последний шанс». Потом я вернулся на доску.
Граждане встретили меня так, будто Золотой Телец – это я.
– Вы очень рассердили господа своим идолом. Он – бог-ревнитель.
Толпа уронила пешку на бок, целое полчище окружило латунного коня. С ревом шестисот тысяч тараканов они сбросили его через край доски на пол. Посмотрим, что скажет Айра.
– Господь говорит: вы – люди жестоковыйные, – сообщил я.
– Но мы не люди, – отозвался кто-то.
– И у нас нет вый.
– Неважно, – заявил я. – Господь говорил со мной. Я просил его: покажи мне славу твою. И сказал господь: я проведу пред тобою всю славу мою, и провозглашу имя Иеговы пред тобою, и кого помиловать – помилую, и кого пожалеть – пожалею.
Колония пришла в восторг. Время разыграть мою партию.
– И господь сказал: смотри! Вот место у меня, стань на кухонном шкафчике…
Я напрягся, готовясь к отпору. Но ничего не случилось. Они проглотили без возражений.
– …Когда же будет проходить слава моя, я поставлю тебя в расщелине шкафчика и покрою тебя рукою моей, доколе не пройду.
Толпа покатилась с каминной полки и потекла через гостиную в столовую. Чтобы не отставать от самых медлительных, пришлось бросить фитиль.
Я совершенно потерял счет времени. Я понял это, услышав скрежет ключа. У нас оставалось еще несколько секунд – хватит, чтобы разбежаться по столовой. Но колония как ни в чем не бывало шагала вперед, будто судьба навсегда избавила ее от житейских бед.
Но я в житейские беды верил истово. Я протолкался к лидерам. Они уже достигли кухонной двери.
– Стойте! Стойте! Это безумие!
Не обращая на меня внимания, они шли дальше. Всего минуту назад я был всемогущ – куда девалась моя власть? И тогда в арьергарде я увидел Аарона – он встал на задние ноги и тыкал себя в грудь.
Надо попытаться.
– И господь сказал: не идите в шкафчик при виде смертельной опасности, это навлечет позор на меня. Ступайте под плинтус и там ждите.
Они тут же остановились и развернулись. Шустро протоптали тропинку в сугробах борной кислоты и скрылись под плинтусом.
После ужина я пошел за Руфью в гостиную.
– Айра, гляди, лошадь на полу лежит. Айра вбежал в комнату.
– Все фигуры перепутались. Я же предупреждал…
– Не смей! – перебила она. – Мы это уже обсуждали.
– Тогда что за черт? Вандалы вломились только ради того, чтобы подвигать фигуры?
– Кто играет латунными, Лев или ты? – Я.
– Значит, твоя лошадь. Думаю, ей на улицу приспичило.
– Очень смешно, – сказал Айра. – Между прочим, это не лошадь. Это конь.
– Значит, сбросил наездника и сбежал.
Впервые в жизни я с удовольствием созерцал нахмуренное Айрино лицо. Еще несколько часов – и я попрощаюсь с ним навсегда.
Я подождал, пока они умылись, опорожнились и ровно задышали в кровати, а затем вернулся под плинтус. Граждане сидели смирно в ожидании похода к Священной Дыре.
– Хвалите господа! – говорил я каждому лично у выхода из-под плинтуса.
Первым был Августин – я не видел его так долго, что считал умершим. Он поведет колонну. Новообращенные всегда фанатичнее кадровых верующих. Остальные великолепным строем следовали за ним. Скоро Августин свернул за угол в кухню; колония шла одним громадным многочлениковым насекомым. Скоро конец нашим страданиям.
Когда все прошли мимо меня, я заглянул напоследок под плинтус в поисках отставших. Никого. Я перепрыгнул белые сугробы. Оглянулся и помахал. Прощай, унылый дом. Там, куда мы идем, как хорошо и как приятно жить братьям вместе!
От малого произойдет тысяча, и от самого слабого – сильный народ.
Все исчезли в кухне. Когда я их догнал, Августин уже ступил на нижний шкафчик, куда я и говорил, остальные в идеальном порядке шагали по пятам. Я радовался, но в то же время нервничал: почему же они не взяли шкафчик штурмом. Слишком расчетливо. Я думал, только муравьи атакуют по очереди.
Ладно, неважно. В колонне – много моих друзей, среди них Барбаросса, Спасатель, Страховщик и Харрис Твид. Все постарели, панцири сморщились от недоедания. Ничего, это мы исправим.
Августин взобрался на стол, и я потерял его из виду.
– Ёпть, Псалтирь, – услышал я сзади. – Это и есть наше место? Молочные реки, медовые пряники? Не впаривай мне фуфло, как твой психованный братец с дубинкой.
– Оно и есть. Ну, порошковое молоко и мед.
– Ну ладно, мать твою! Дай пять. – Суфур подставил лапу, затем вернулся в строй – последним.
Дно верхнего шкафчика – шершавое необработанное дерево – самая трудная часть пути. Тараканы шли по нему, зависнув вниз головой. Августин как раз ступил туда, когда Суфур только ушел с пола. Едва лидеры подойдут к дверце последнего шкафчика, скорость возрастет. Шагала вся колония. Виновен я или нет – я возместил убытки.
И мне пора. Я никогда больше не увижу эту кухню – только через дверь шкафа. Я мало о чем буду скучать. Прямо скажем, лишь об одном – прощай, Бисмарк, мой верный друг. Ты будешь жить в моем сердце.
