превосходят танки, пушки, самолеты, корабли и подводные лодки Сталина. Именно такое задание — превзойти противников в качестве военной техники — он и дал своему новому министру Альберту Шпееру, которого поставил руководить промышленностью. Тот, бедолага, был по образованию архитектором, то есть о промышленности знал только то, что она существует. Он мог спроектировать завод, но вряд ли был способен организовать производство. Но… Гитлеру полюбился этот живой и энергичный молодой человек, вместе с которым он затеял еще до войны полную перестройку столицы Рейха — Берлина, так что он назначил его на министерский пост, а Шпеер не посмел отказаться, а может и считал втайне, что справится.
Большую надежду Гитлер возлагал на совершенные немецкие танки. Такими были «Тигры», Гитлер считал их непобедимыми. На Западе они и впрямь были непобедимы. Но на Востоке против «Тигров» пошли тяжелые русские танки «Т-34», они были лучше «Тигров». Как-то раз, прогуливаясь в саду Рейхсканцелярии, Гитлер страшно сердился, что при разработке «Тигров» его создатели не учли рекомендаций фюрера, ведь просил же он, чтобы у такого танка была отменная длинноствольная пушка… а они, эх! Возражения инженеров сводились к тому, что длинноствольная пушка на «Тигре» сделает слишком тяжелой его переднюю часть, и танк… да, он просто нырнет вперед и сможет стрелять только в землю. Но Гитлер этому поверить не мог: если у русских танк стреляет совсем не в землю, а в немецкие танки, то и немецкий танк обязан стрелять в русские танки! С этой точки зрения его можно было сбить только пулей.
«Тогда как армия хотела получить танк, — рассказывал Шпеер, — скоростные характеристики которого сравняли бы его с „Т-34“, Гитлер настаивал на оснащении танков тяжелой, с большей пробивной мощностью пушкой и более толстой броней для защиты. И в этом вопросе он был подкован: держал в голове цифры, помнил результаты испытаний на поражение и на начальную скорость снарядов. Свою теорию он обыкновенно подкреплял примером боевых кораблей: „У кого в морском бою преимущество в дальнобойности, тот может открыть огонь с дальней дистанции, даже всего если один километр. А если еще к тому же и превосходящая броневая мощь… то тогда превосходство по всем статьям. А что вы хотите? У корабля с лучшими ходовыми качествами остается только одна возможность: использовать их для бегства. Или вы, может быть, хотите мне доказать, что благодаря своей большей скорости он в состоянии взять верх над более прочной броней и лучшей артиллерией?
Не иначе обстоит дело и с танками. Более легкий и быстрый танк вынужден пасовать перед более тяжелым“ …Поскольку „Тигр“ в первоначальном своем варианте был рассчитан на 50 тонн, а затем под давлением Гитлера дошел до 57 тонн, то мы решили освоить тридцатитонный танк нового типа, который, как говорило уже его название „Пантера“, должен был отличаться большими скоростью и маневренностью. Это достигалось его относительной легкостью и мощностью двигателя от „Тигра“. Однако в течение года на него под давлением Гитлера было навешано столько брони и больших по калибру орудий, что в конце концов он с 48 тоннами вышел на проектный вес „Тигра“.
Чтобы как-то уравновесить странное превращение быстрой „Пантеры“ и тихоходного „Тигра“, мы несколько позднее принялись за серию малых, легких и поэтому опять-таки более скоростных танков. Чтобы обрадовать и успокоить Гитлера, фирма „Порше“ разработала документацию для сверхтяжелого танка весом в 100 тонн, который и уже по одной этой причине мог бы производиться только штучно. Для введения шпионов в заблуждение мы назвали это чудовище „мышь“. „Порше“, впрочем, сам заразился тягой Гитлера к сверхтяжелому вооружению и по временам подбрасывал ему информацию о параллельных программах у противников. Однажды Гитлер вызвал генерала Буле и потребовал: „Я только что слышал, что у противника начинает поступать новый тип танка с броней, далеко превосходящей все то, что есть у нас. Вы уже располагаете его характеристиками? Если наши сведения верны, то следует срочно разработать новую противотанковую пушку. Улучшить пробивную способность ее снарядов, увеличить калибр или удлинить ствол, одним словом, отреагировать на это немедленно! Моментально!“ Разумеется, стотонная „мышь“ на поле сражений не вышла, в боях принимали участие все те же „Пантеры“.
Несколько лучше обстояло дело с морским флотом адмирала Деница. Тот был человек умный и твердый и фюрера к своим кораблям не подпускал. Зато со Шпеером он быстро нашел общий язык. Оказалось, что у адмирала есть особые пожелания к военному флоту, он видел спасение в начале производства совершенно нового класса подводных лодок. Существующие подлодки были судами „частично подводными“, то есть лодки большую часть времени шли над водой и погружались только при необходимости. Дениц хотел получить лодки, которые только в случае необходимости поднимались на поверхность. Такие чудесные лодки „с оптимальной гидродинамической формой“, которые за счет удвоения мощности электрических двигателей и кратного увеличения емкости аккумуляторов обладали бы гораздо большими крейсерскими скоростями и радиусом подводного действия».
Проектов не было, только пожелания, да и с производством возникали сложности — не было верфи, где их можно было бы создавать. Меркер нашел остроумное решение, как обойтись без верфи: разные части лодок будут производить на разных заводах, свозить на побережье и там собирать.
«Дениц, почти растроганный, произнес: „Этим начинается новая жизнь“, — вспоминал Шпеер. — В начале у нас не было ничего, кроме четкого представления о внешнем виде новых подводных лодок. Для их разработки и детального конструирования была учреждена особая комиссия разработчиков, руководство которой, вопреки традиции, осуществлял не кто-нибудь из ведущих инженеров, а адмирал Топп, выделенный для этих целей Деницем. Не понадобились в таких случаях и обычные долгие споры о разграничении компетенций. Сотрудничество между адмиралом и Меркером наладилось так же безупречно гладко, как у меня с Деницем. Точно через четыре месяца после первого заседания комиссии, 11 ноября 1943 г., были готовы все чертежи, а еще месяц спустя мы с Деницем, спустившись в корпус, уже смогли осмотреть изготовленный из дерева макет новой субмарины водоизмещением в 16 тысяч тонн. Еще во время работы над чертежами главный комитет по кораблестроению уже размещал заказы в промышленности — метод, уже успешно опробованный нами при налаживании производства танков типа „Пантера“. Только это позволило нам уже в 1944 г. передать подводникам для испытаний первые подводные лодки с новыми характеристиками. Наше обязательство выдавать по 40 судов ежемесячно мы бы, несмотря на общую катастрофическую ситуацию, в начале 1945 г. выполнили, если бы не уничтожение в результате воздушных налетов трети всех лодок еще на верфях. Тогда Дениц и я часто задавались вопросом, что нам мешало перейти к новому классу подводных лодок значительно раньше. Ведь не были применены какие-либо особые технические новинки, принципы конструкции были известны уже много лет. Специалисты уверяли, что с вводом в строй этой модели в подводной войне открылась бы новая победная страница».
Увы, лодок было немного, а война двигалась к своему завершению. Новые чудесные лодки появились слишком поздно, они не могли отыграть время назад.
В авиации ставку делали на самолет Ме-262, последнее достижении фирмы Мессершмитт, — «с двумя реактивными двигателями, перешагнувший скорость в 800 км/час, с вертикальным набором высоты, какого не было ни у одного самолета противника».
Казалось, что может быть лучше?
Реактивный истребитель!
Однако в сентябре 1943 года Гитлер собственным приказом снял с производства эту чудо-машину: ему не нравился рев реактивного двигателя! Руководившему выпуском самолетов Мильху пришлось обходить этот приказ, но время было потеряно. А вместе со временем — и возможность победы.
Гитлер был непредсказуем. Кажется, он снял истребитель с производства, но в январе 1944 года ему попалась на глаза статья в английской газете о выпуске первых английских реактивных самолетов.
Эта статья все изменила.
Но… как!
«Полный нетерпения, Гитлер потребовал, — сетует Шпеер, — чтобы в самые краткие сроки было
