истечения этого срока, иначе…
– Договаривайте.
– …иначе нам придется прибегнуть к другим мерам.
– Каким именно?
Собеседники о чем-то зашептались за спиной Йенсена. Но он не обернулся, ожидая ответа. Через несколько минут раздался голос министра:
– Та великая дружественная держава, о которой я говорил, по ряду важных политических и экономических причин заинтересована в нашей стране. К сожалению, она втянута в тяжелый конфликт в другой части земного шара и не хотела бы вмешиваться напрасно, особенно сейчас, когда положение неясно. Однако, если выяснится, что подрывные элементы пытаются использовать создавшееся положение, мы можем обратиться к ней и получить военную помощь. По крайней мере, я на это надеюсь. Разумеется, речь может идти о помощи в ограниченных размерах. Как я уже сказал, эта великая держава ведет войну в другом полушарии. Но она обещала нам помочь. При условии, конечно, что подрывные элементы не успеют захватить в свои руки органы управления и утвердиться там. Впрочем, это исключено.
– Кого вы называете подрывными элементами? В ответе можно было не сомневаться.
– Коммунистов.
Внезапно наступила тишина. Смолк рев моторов на аэродроме. И только непрекращающийся дождь продолжал монотонно бить в стекла.
– Итак, Йенсен, вы согласны ехать?
– Да.
– Немедленно? –Да.
– Превосходно. Йенсен промолчал.
– У вас есть оружие?
– Нет.
– Видимо, вам следует взять пистолет.
– Зачем?
– На всякий случай. Но об этом мы позаботимся. Йенсен продолжал стоять, неподвижный, как изваяние.
– Еще один вопрос,– сказал он.
– Ну, что еще?
– Непосредственно перед тем, как начался мой отпуск по болезни, я получил приказ об аресте сорока трех врачей, работавших в пределах шестнадцатого участка, в том числе нашего полицейского врача. Остальные полицейские участки тоже получили аналогичные приказы?
– Нам об этом ничего не известно,—поспешно ответил министр.—Это дело полиции.
– Можно ли считать, что эти аресты как-то связаны с последующими событиями?—невозмутимо продолжал Йенсен.
– Ни в коем случае,—парировал министр просвещения.
– Я ведь уже сказал, что между этими событиями нет никакой связи,—поддержал его министр.
Вновь все замолчали. Тишину нарушил министр:
– Где вы намерены приземлиться?
– В столичном аэропорту.
– У вас бедное воображение,– с сожалением отметил министр просвещения.
– Да,—согласился Йенсен. —Вы совершенно правы.
Министру просвещения не было и сорока лет. У него были синие, немного косящие глаза и по-женски пухлые губы. Но, несмотря на молодость, очевидно, именно ему принадлежало здесь решающее слово.
9
Они летели на военном вертолете, и все же продвигались медленно – из-за тумана и низкой облачности земли почти не было видно. Внезапно мощный порыв дождя и мокрого снега залепил плексигласовые стекла кабины, и пилот вынужден был набрать высоту.
Йенсен сидел неподвижно – все равно смотреть было не на что. Сунув руку в карман, он достал пистолет, тяжесть которого действовала ему на нервы.
Это была беретта 7,65-миллиметрового калибра старого образца, однако Йенсен выбрал ее потому, что был знаком с механизмом. Вместе с пистолетом он получил кожаную кобуру и три обоймы патронов.
С момента окончания полицейской школы Йенсену ни разу не приходилось стрелять из пистолета. Свой служебный пистолет он одно время держал в машине, в отделении для перчаток, но года два назад запер в сейфе в полицейском участке. Когда-то он неплохо стрелял и даже получил медаль на соревнованиях.
Йенсен пододвинул к себе саквояж, расстегнул, засунул пистолет в кобуру и аккуратно положил его поверх вещей, после чего закрыл крышку и щелкнул замком.
Вертолет, попав в спокойные слои атмосферы, летел плавно. Монотонный рев мотора успокаивающе действовал на Йенсена. Правда, поле зрения по-прежнему ограничивалось облаками и кожаной курткой пилота.
Боль уже давно перестала мучить Йенсена. Но до сих пор немного тянуло кожу вокруг шва, да и слабость давала о себе знать. Однако боль исчезла. И с ее исчезновением Йенсен ощущал какое-то удивительное чувство пустоты, будто не стало чего-то близкого, родного. Долгие годы боль была неотъемлемой частью его организма, верным и постоянным его спутником. Теперь же, когда ее не стало, он не испытывал никакого чувства облегчения или удовлетворения.
Он задремал, откинув голову на спинку кресла.
Через полчаса пилот разбудил его.
– По-моему, мы над аэродромом,—сказал он.
За окнами кабины по-прежнему ничего не было видно, кроме густой серой пелены облаков.
– Контрольная башня не отвечает,—продолжал пилот.—Радар не действует. Видимость почти нулевая, к тому же быстро темнеет. Попробуем сесть?
– Да.
– Очень рискованно. Ну что ж, спустимся и посмотрим.
Йенсен кивнул. Достав из внутреннего кармана пиджака бумажник, он извлек эмалированный полицейский значок и положил его в нагрудный карман.
Пилот с удивлением взглянул на него. Очевидно, он думал, что Йенсен хочет предложить ему денег.
– Ага,—немного погодя с удовлетворением отметил пилот.—Значит, прямо над зданием аэропорта. Ну и навигация! Все огни потушены.
Машина быстро взмыла вверх.
– Попробуем сесть немного дальше, на посадочной полосе.
На сей раз вертолет спускался медленно и осторожно.
Через несколько минут внизу показалась земля – трава и бетон. Справа виднелся какой-то красно- белый предмет, плохо различимый в сумерках.
– Бронеавтомобиль,—сказал пилот.—Прямо на посадочной полосе, чтобы блокировать аэродром.
Он внимательно посмотрел вниз.
– Здесь,—сказал он.—Хорошее место. Йенсен встал, надел плащ и взял шляпу.
Вертолет мягко коснулся земли. Пилот протянул руку и открыл дверцу кабины.
– Видите вон там посадочный огонь? На полосе под номером четыре? Будем считать его нашим опознавательным знаком.
Он посмотрел на свои часы.
– Послезавтра и день спустя я буду здесь ровно в девять утра и буду ждать вас не более двух минут. С 9.00 до 9.02.
Йенсен взял саквояж и сошел на землю.
– Ну, пока,—сказал пилот.—Желаю удачи.
– До свидания.
