до него, он повернулся, с трудом удерживаясь от желания протянуть к ней руки и привлечь ее к себе.
Теперь, когда Майкл смотрел в сторону, Аннелиза бегло окинула взглядом его коротко остриженные волосы и гладко выбритое лицо, вспоминая, как отмывала его щеки и губы от затвердевшей на них соли, как дрожали тогда ее пальцы.
Сердце ее замерло в ожидании, и в этот момент Майкл незаметно скосил глаза. Их взгляды встретились, и в ее расширившихся зрачках он прочитал такой же голод, какой испытывал сам. И еще – невыносимую боль.
Из всего этого можно было заключить, что если Аннелиза собирается выдать его, то все свершится сейчас.
– Этот человек – не преступник, – услышал он тихий и такой знакомый голос. Майкл не был уверен, заметил ли кто-нибудь, что на этот раз ее слова прозвучали чуточку по-иному. Он снова поклонился и, четко печатая шаг, отправился обратно в строй, заняв место рядом с теми, кто уже прошел проверку.
Стоя среди своих товарищей, Майкл изо всех сил старался скрыть торжествующую улыбку. Она не предала его. В ее дерзкой лжи он видел подтверждение их неразрывной связи друг с другом.
Она любила его и пыталась защитить. Только человек, любивший так же глубоко, как он, мог вынести эту муку и сохранить выдержку, даже зная, что встретиться еще хотя бы один раз им уже вряд ли суждено.
Освидетельствование продолжалось, но Майкл уже не ощущал того сжимающего беспокойства, которое терзало его всего несколько минут назад; напротив, теперь он упивался каждой секундой затянувшегося процесса. Сейчас он имел возможность смотреть на нее в полной уверенности, что никто не обратит на это внимания, – все его товарищи, стосковавшиеся по женщине точно так же, как он, не сводили с нее глаз. В эти самые трудные для нее минуты Аннелиза была невероятно красива, несмотря на свое строгое одеяние и отвратительно уложенные волосы, так что, если бы он не наблюдал за ней, это скорее показалось бы подозрительным.
Неожиданно ему стало стыдно: как мог он позволить себе смотреть на нее с той же похотью, что и остальные присутствовавшие на опознании? Она не предала его – он не должен мешать ей. Что бы он ни испытывал сейчас, Аннелиза здесь ни при чем. В той или иной степени она удовлетворена своей новой жизнью, мужем; голландские власти обходятся с ней уважительно, и она получила, что было нужно ее душе. Он был не вправе делать то, что могло бы поставить под угрозу все ее приобретения.
Наконец последний англичанин был освидетельствован и отпущен, при этом голландский губернатор выглядел откровенно раздосадованным и озадаченным. Стараясь скрыть разочарование, он вышел вперед и обратился к присутствующим:
– Благодарю за содействие, джентльмены. Как вы помните, сегодня вечером состоится бал, и все вы будете на нем желанными гостями. Надеюсь, что события этого дня не помешают вам от души повеселиться. Осмелюсь предположить, что госпожа Хотендорф также не откажется присутствовать на нашем празднике.
Англичане одобрительно загудели, а Питер Хотендорф поджал губы и сморщился, словно во рту у него неожиданно оказался лимон.
В это время Майкл, перехватив удивленный взгляд Аннелизы, понял, что ей не было известно о присутствии моряков на предстоящем вечере. Какую-то долю секунды ее глаза излучали радость, потом в них появилось знакомое выражение безучастности, что происходило всякий раз, когда она хотела спрятать свои чувства. Только человек, опасающийся, что его слабости могут быть обращены против него, мог воспитать в себе такие навыки.
Майкл едва заметно наклонил голову, и хотя не был уверен, что она заметила его знак, но для него самого этот жест был подтверждением того, что он принимал вызов судьбы, предоставившей ему возможность еще раз вдохнуть в нее огонь любви, прежде чем она похоронит свою душу в рутине скучной жизни чопорной, добропорядочной госпожи Хотендорф.
Глава 16
Когда Майкл вместе с офицерами вошел в зал, Аннелиза была уже там.
– А она что надо! – Сосед Майкла игриво ткнул его кулаком в бок. – Я бы тоже не отказался посидеть в карцере с такой надзирательницей.
Майкл смерил его ледяным взглядом:
– Вряд ли ты согласишься на это, если тебе пообещают назавтра отрубить голову или кастрировать. Лучше помолчи, пока тебя никто не услышал, а то эти голландцы всем нам покажут, на что они способны.
– Слушаюсь, сэр! – «Храбрец» незаметно шмыгнул к товарищам, и Майкл тут же забыл о нем. Словно мотылька, завороженного пламенем свечи, его тянуло к Аннелизе. Она стояла рядом с Хотендорфом среди других гостей, чьи напряженные позы и принужденные улыбки недвусмысленно давали понять – она была среди них чужой. Но даже несмотря на это, мужчины время от времени бросали на Аннелизу плотоядные взгляды. Не имея оснований винить их за то, что они оценили ее красоту, Майкл тем не менее сжимал кулаки, обуреваемый желанием превратить в отбивную любого из них. Но так же, как и они, он не мог не признать, что при свете сотен свечей, ронявших золотистые блики на ее кожу и волосы, Аннелиза выглядела прекраснее, чем когда-либо.
– Ты все-таки пришел, Роуленд? – Ричард, встав сбоку от Майкла, протянул ему бокал с водой. – Я полагаю, сегодня тебе нужно быть поаккуратнее со спиртным.
Майкл выхватил у него бокал и залпом выпил. Он бы с удовольствием заменил воду на виски, если бы не ценил так высоко благоразумие товарища.
– Похоже, вся эта церемония рассчитана на старину де Грота, – как бы размышляя вслух, заметил Ричард. – Посмотри туда – видишь вон то сборище? – Он кивнул головой в сторону переговаривавшихся испанцев, разбиравших бокалы с красным вином и сердито поглядывавших на голландцев. Испанцы крепко держались за свои острова Тимор и Тинейт, как британцы за Ран-Айленд, и в такой же степени зависели от голландцев в отношении продовольствия и прохода через ост-индские воды. – Обстановка довольно накаленная, ты не находишь?
– Очень напоминает мое настроение, – ответил Майкл, думая о своем.
– Не сомневаюсь. От тебя исходит такой испепеляющий жар, что на твоей спине впору яичницу
