Мягкие, набитые пухом перины. Грубо обструганные деревянные кровати с веревочными сетками. Пухлые подушки из гусиного пера. Многоцветные стеганые лоскутные покрывала, ждущие, чтобы их отвернули, открыв теплые шерстяные одеяла. Неярко горящая лампа, отбрасывающая золотой круг света на тонкие простыни, выстиранные дождевой водой.
Видимо, все эти картины перед ней рисовались из-за ее чувства ответственности: ведь она – владелица постоялого двора! И перед ней стоит сложная задача разместить Алму и Робби вдобавок к Джеффри и капитану Чейни – и еще отряду, который обещал прислать в ближайшие дни из Форт-Скотта лейтенант Джордан.
Да если подумать, то окажется, что неуместные мысли Джульетты о постелях вызваны деловыми проблемами, а не присутствием Джеффри д'Арбанвиля, который молча едет перед нею, гордо выпрямив спину.
Господи, да она ни разу не видела его лежащим в постели!
Запах мятой травы смешивается с запахом нагретой солнцем мужской кожи. Под спиной Джульетты – колкая и в то же время сказочно-мягкая попона. Ее пальцы прикасаются к сильному телу, прочерченному шрамами, на ее губах – вкус соли и страсти, в ушах звучат неровное дыхание и невероятно ласковые слова. И все это пробуждает к жизни чувства и ощущения, которые она считала настолько надежно похороненными, что невольно восстала против них. И как результат – острая боль в гордых, глубоко посаженных глазах, и непроницаемая маска на лице, которое стало невероятно, невозможно дорогим…
О Боже! Постель и предательство. Они так неотвратимо сплелись в жизни Джульетты, что она даже не может убедить себя, насколько не важно то, что Джеффри теперь отказывается смотреть в ее сторону и не адресовал ей ни единого слова с того момента, как они оказались среди других людей.
Если бы он только посмотрел в ее сторону! Но казалось, Джеффри был полностью поглощен мальчишескими восторгами Робби. Если бы он произнес одну из своих странных фраз! Но он был намерен слушать, а не разговаривать. Джульетта не замечала, насколько постоянным было доброе расположение духа Джеффри, пока оно не исчезло, не знала, насколько ее ободряла его уверенная улыбка, пока его губы не сомкнулись в мрачном выражении незнакомого ей человека.
Вся ее тщательно устроенная жизнь шла не так, как она планировала. И она никак не могла понять, что ей теперь делать.
Ее размышления прервала Алма.
– Право, я очень рада, что Ребекка наконец собралась с духом, чтобы пойти наперекор Джозайе.
– Она оказалась очень храброй женщиной, – согласилась Джульетта, не отрывая взгляда от широкой спины Джеффри. И, не удержавшись, пробормотала: – Жаль только, что она не подождала еще день- другой.
– Что-что?
– Да ничего.
Джульетта не была в настроении признаваться, что ей самой надо было заняться выяснением отношений с одним мужчиной – задача, которая была бы не такой пугающей, не путайся у нее под ногами Алма и Робби. А с другой стороны, может быть, присутствие посторонних немного ослабит напряженность, возникшую между ними, даст ей время все обдумать как следует.
– Должна признаться, – сказала Алма, – что, увидев, как Джеффри добр к Робби, я немного стыжусь того, что пыталась тогда его провести. – В ответ на изумленный взгляд Джульетты Алма объяснила: – Во. время пикника. Джозайя Уилкокс меня на это подбил: сказал, что подозревает, будто Джеффри может оказаться шпионом, и велел мне вытянуть из него все его тайны.
– Но это же нелепость!
– Ну, вы же не можете спорить, что эти проклятущие приграничные разбойники донимают нас сильнее обычного с тех пор, как он здесь появился. – Алма искоса посмотрела на нее. – Подозрения высказывал не один Джозайя. Практически все горожане были на его стороне. Джозайя решил, что вам об этом лучше не знать – на тот случай, если вы с Джеффри сговорились.
Джульетта не могла бы сказать, что потрясло ее сильнее: воспоминание о том, какую ревность она почувствовала, глядя, как Джеффри отправился с Алмой на пикник, или известие о том, что жители города Дэниеля – ее города! – составили тайный план, не посвятив в него свою уважаемую мисс Джей. Больше того – они подозревали ее в сговоре с бандитами, и вообще вели себя так, словно она им ничуть не нужна. И в сердце ее шевельнулся крошечный червячок разочарования.
– Так вы избавились от подозрений? Джульетта даже не пыталась спрятать обиду, прозвучавшую в ее вопросе.
Алме хватило совести покраснеть.
– Я сама напомнила им, что вы не стали бы иметь дел с приграничным разбойником. А что до Джеффри, то все решили, что если бы его сочли неблагонадежным, то солдаты не выпустили бы его из Форт- Скотта.
– Он вполне благонадежен. – Странно, почему Джульетте так легко защищать человека, которого она сама называет сумасшедшим? Тем не менее это было так. Она говорила так легко, словно репетировала эти слова несколько дней, и испытывала ту же уверенность относительно его поступков, которая прежде так ее смущала. – Если уж на то пошло, мы должны радоваться, что он оказался здесь. Он готов защищать город ценой своей жизни. – «Словно рыцарь, за которого он себя выдает, когда надо встать на защиту королевства», – хотела добавить Джульетта, но произнести этих слов не смогла. – Пока он будет тут.
– А он собирается уехать? Мне казалось, он ездил в Форт-Скотт, чтобы получить земельный участок.
– Я… – Джульетта успела остановиться, прежде чем с ее уст сорвалось признание, что отъезд Джеффри пугает ее сильнее, чем пролет гусей, возвещающих приближение зимы: и то и другое означало холодное, безлюдное одиночество. Эта мысль оказалась слишком непривычной и болезненной, чтобы ею можно было поделиться с кем-то еще. Она вновь почувствовала прилив решимости уладить свои отношения с Джеффри и немного утешилась уверенностью, что обстоятельства заставят их быть рядом, так что он будет почти вынужден выслушать ее – пусть даже необходимость слушать ее извинения будет его бесить.
– Он не может уехать. У него конь захромал. Алма неопределенно хмыкнула, но на лбу у нее появились
