этом случай появление «контура» связано не с влиянием «подземного» железа (и не с особенностями строительства, чему доказательством является Крипта), а с чем-то иным.
Крипта (продолжение).
Мнение А. Л. Якобсона:
«Под пещеру использовали обычную в Херсонесе большую прямоугольную цистерну римского времени, расширенную в нижней части; в пещеру ведет высеченная с узкой стороны цистерны лестница в 8 ступеней. Самой пещере (длина 8, 26 м, наибольшая ширина 4, 40 м.) был придан четырехлопастный план: к восточной (верхней, северо-восточной) триконхиальной части с юго-западной стороны примыкает конха, по ширине наибольшая. В целом пещерное сооружение по своей композиции очень близко к уже известным памятникам гробничной архитектуры. Скорее всего, перед нами именно мавзолей – мартирий раннесредневекового времени, может быть также V в., чему нисколько не противоречит находка здесь краснолаковой керамики (более определенных сведений о ней не имеется), продолжавшей бытовать, как известно, и в V и VI вв. К. Э. Гриневич высказал правильную мысль, что в крипте было «быть может, место для рак с останками мучеников», иначе говоря, предполагая (если мы правильно понимаем автора) именно гробничный характер сооружения. На погребальное назначение указывает не только композиция этой пещеры, но и наличие с юго-восточной стороны ее дополнительного небольшого помещения (наибольшая длина 2, 70 м) – явно дополнительного погребального склепа… Близ лестницы имеется каменный прямоугольный в сечении массивный столб, служивший, возможно (как полагает К. Э. Гриневич), в качестве опоры для впускной лестницы. О перекрытии мавзолея (плоским деревянным посредством стропил или каменным или кирпичным сводом) никаких данных мы не имеем и поэтому судить трудно; не исключено, что мавзолей имел плоское деревянное перекрытие. Над мавзолеем, несомненно, возвышалась церковь, имевшая, возможно, какую-либо центрическую композицию, подобную композиции крестообразных мавзолеев Восточной и Западной базилик и Загородного крестообразного храма. Очень возможно, что и усыпальница позднее превращена была в церковь-меморию, на что указывают остатки престола в восточной нише…».
Из книги В. М. Зубаря и Ю. В. Павленко «Херсонес Таврический и распространение христианства на Руси» (Киев, 1988):
«По мнению некоторых специалистов, с первыми веками н. э. каким-то образом связан располагавшийся на главной улице пещерный храм-мавзолей, функционировавший как культовый объект, очевидно, с V века и почитавшийся в средние века, как место, связанное с деятельностью первых христиан. Возможно, здесь, в переоборудованной под маленький храм уже не использовавшейся цистерне, собиралась для молитв и богослужений небольшая группа христиан, скрывавшихся от властей и языческого населения города. Не менее вероятно, что на этом месте (возможно, в самой цистерне) погиб кто-то из первых проповедников, в честь которого в IV или V веке и был сооружен культовый мемориал, дополненный позднее наземной часовней, от которой сохранилась только часть апсиды».
Из «Жития Святых епископов херсонесских» (перевод на церковно-славянский):
Херсонеситы ищут Святого Василия: «Они же, веселе приемше слово, начаша искати Святого епископа и обретеше и в некоей пещерке, зовемой Парфенон, идеже живяше моляся… И ю пришедше в пещерку, идеже в селение имеяши святый епископ…»
Место гибели Святого Василия: «…идеже христиане столп имуще горе животворный крест поставиша…»
…А вокруг кипит жизнь. Из окон нашей Веранды наблюдаем грациозную постать Стеллеровой Коровы, направляющейся на пляж, рядом с ней семенит Ведьма Манон, почти зримо окруженная черной аурой. Вдали мелькает благородная седина Маздона – наш фотограф увешанный аппаратами, словно рождественская елка, ведет группу молодняка запечатлеваться на фоне базилик (наверняка у колонн, там где «минус»). А вот сквозь высокую желтую траву к нам резво катится неопределенной формы предмет. Ага, Борис, это же Лука, только чего-то он…
Тюлень и вправду чего-то, и даже очень чего-то. А говорит еще, что в Себасте выпить нечего! Ну-с, а что это за банка с соком?
Лука явно в духе. Постепенно адаптируясь к особенностям его речи, начинаем понимать, что его, как и нас, поджидали сегодня немаловажные сюрпризы. Прежде всего, он тоже был на почте. Правда, сигарет не дождался, зато получил – экая синхронность! – телеграмму. И послезавтра тюлень едет с Симферополь, дабы кое-кого встретить.
Мы переглядываемся – призрак Гусеницы затмил свет за окнами, но Лука спешит нас успокоить. Гусеница прочно осела дома, зато к нам приезжает Буратино. Его лучший друг, товарищ и, заодно, подчиненный – тоже лучший.
Переглядываемся – только Буратины нам здесь и не хватало, знаем мы этого лучшего друга и подчиненного!
…Вот оно, пошло-поехало! Маздон нас бросил, Лука не работает, мы убегаем – а тут еще и Буратино. Пропала экспедиция!
Лука, а что в банке-то? Да ну? Вот дела!
Действительно – дела. Лука, наш неутомимый Ганимед, успел заехать в легендарные Камыши, где всегда что-нибудь есть. На этот раз «что-нибудь» продавалось в трехлитровых банках аккурат из-под сока.
…И это пьют?
Вблизи «это» соком не назовешь – цвет явно отдает анилином. На блеклой этикетке гордая надпись, о том, что сие изготовлено в совхозе «Перемога». Ах, теперь это называется «Ркацители»? Не шутишь? То, что мы недавно пили, еще можно так назвать, а это… Нет, слов!..
…Желтое-желтое, страшное-страшное, мерзкое-мерзкое, жуткое-жуткое, ужас, погибель, смерть, конец всему, амба!..
Лука, ты-то ладно, хотя тоже душа живая, но каково будет гроб до Южно-Сахалинска везти? Поездом, потом на пароме… Нет, пробовать это мы не будем, правда, Борис? И при нас не открывай, а то нюхнем. Нам ведь завтра в гору, мы, понимаешь…
Луке абсолютно все равно, куда мы направляемся. Для него мертвые громады Мангупа, Чуфутки и Эски-Кермена излишне страдают отсутствием столь привычных удобств, в том числе соответствующих заведений, где наливают то, что пузырится в банке. Вот если бы мы собрались в Ялту или, паче того, в Гурзуф!.. Это да, тут бы, глядишь, и Лука брюхом тряхнул. Как в год Первых Змей, когда мы с ним решили слегка встряхнуться…
