короткой телеграмме Вайцзеккера содержался загадочный намек, который мог привести Шуленбурга к такому выводу, но вряд ли имелся в виду Гесс. Вайцзеккер писал: «В ближайшем будущем вновь состоятся некоторые встречи важных лиц, которые, впрочем, едва ли затронут вашу отдельную провинцию». Скорее всего, он подразумевал встречу Риббентропа с Муссолини двумя днями позже: DGFP. XII. Р. 750. Но факт тот, что и Шуленбург, и Криппс намекали на возможность сепаратного мира, конечно, тревожившую Сталина.
1063
См. гл. 12.
1064
См.: Hilger G., Meyer A.G. Incompatible Allies. P. 351.
1065
Weizsдcker-Papiere. S. 253. 2 мая 1941.
1066
Herwarth H. Against Two Evils. P. 192 — 193.
1067
DGFP. XII. P. 791 — 793.
1068
Ibid. P. 870. 22 мая 1941.
1069
Ibid. P. 964-965. 4 июня 1941.
1070
АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 361. Д. 2401. Л. 133-134. Майский — Наркоминделу, 10 апр. 1941; Ф. 017а. Дневник Майского. Л. 41 — 45, 85 — 87. 1 марта и 10 апр. 1941; Там же. Л. 121 — 122. 5 мая 1941.
1071
Sudoplatov P. Special Tasks. P. 123.
1072
АМВнР. Д. 51. П. 45. Оп. 1ш. Поп. 333. Л. 98. Стаменов — МИД, 25 мая 1941.
1073
Так Жуков говорил Безыменскому в 1960-х гг.
1074
Berezhkov V. History in the Making. P. 59.
1075
АВП РФ. Ф. 082. On. 23. П. 95. Д. 6. Л. 141 — 142. Донесение Семенова, 19 нояб. 1940.
1076
Barros J., Gregor R. Double Deception. P. 150 — 159. Поскольку в распоряжении этих авторов, когда они писали свою книгу, не было советских отчетов, они не знали о трех важнейших встречах Деканозова и Шуленбурга, состоявшихся в первой половине мая. Полагаясь на хильгеровское изложение событий, они упоминают лишь об одной встрече, но неверно датируют ее 19-м мая. Поэтому они придают преувеличенное значение встречам с Майснером, целью которых было возобновление переговоров. Они соглашаются, что Майснер так и не признал факт этих встреч в своих послевоенных показаниях; в отчете Криппса, на который они опираются, говорилось в общих чертах о слухах насчет них. Не обнаружено никаких отчетов в Архиве Президента РФ и архивах органов безопасности. Остается лишь свидетельство Бережкова, тогда совсем юного, служившего переводчиком в посольстве. Однако, поскольку Майснер свободно говорил по-русски,