– Но это не есть… То есть, нелогично. Особенно сейчас.
– Когда я умер от газовой гангрены?
– Когда вашей выдачи требует Гаагский трибунал. Обвинительный материал, собранный там, честно говоря, пугает.
– Меня это не касается. No comment.
– Как вы относитесь к решению вашего правительства о выдаче арестованного несколько дней назад господина Шевченко в Гаагу?
– No comment.
– Почему же вы не хотите ответить на обвинения, э-э-э, уточнить свою позицию?
– Когда лет восемьдесят назад очередной китайский генерал начинал гражданскую войну, он считал обязательным напечатать так называемую «большую телеграмму» именно с уточнением своей позиции. Обычно такая телеграмма занимала восьмистраничный газетный номер.
– Я не знала, интересно. Но в чем же ваш ответ?
– Ответа не будет.
– Но разве вы не хотите войти в историю?
– Я не хочу входить в историю. Я хочу войти в Севастополь – вместе со своим отрядом. То, что я веду именно такую войну, определяется ее характером. Можете записать дословно.
– Но получается, что сражаетесь вы не против конкретных, э-э-э, оккупантов, а против всей западной цивилизации! Вас уже называют Майор Геноцид. Обвинения в этнических чистках, в расстрелах военнопленных, в массовых изнасилованиях…
– Очень массовых?
– Господин майор, это не совсем смешно. Одна девушка-татарка рассказала нашему информационному агентству, что вы насиловали ее целый месяц, приковав наручниками к спинке кровати.
– Целый месяц? А, простите, в туалет она как ходила? Вместе с кроватью?
– Даже сейчас… Извините, мне сообщили… Вы приехали в Киев вместе с несовершеннолетней наложницей, которую взяли в плен месяц назад.
– Чуть больше месяца, значит, сеанс изнасилования закончен. А насчет наручников – хорошая идея, надо будет попробовать.
– Знаете, господин майор, если я просто напишу, что вы – циничное чудовище, мне не поверят. Всегда надо попытаться найти что-то позитивное. Вы, говорят, еврей. Для наших читателей…
– Я не возражаю быть евреем для ваших читателей.
– Оу, так вы из self-hating Jews? Э-э-э… Самоненавидящих евреев?
– С детства выписывал журнал «Жидье-битье».
– Как? Я могу процитировать?
– Можете, можете…
– Господин майор, а если все-таки серьезно? Написать репортаж о Враге рода человеческого я могла бы прямо в редакции. Но, боюсь, вы не все понимаете до конца. Ваша, э-э-э, антиамериканская позиция оценивается отрицательно далеко не везде и не всеми. Мы в Израиле не забываем, что ваш отряд начал войну в ответ на действия татарских фанатиков, таких, как Ор-бек. Кое-кто у нас считает, что в борьбе с палестинским террором ваш опыт может пригодиться. Для одних вы – Майор Геноцид, для других – еврей, сражающийся с исламским монстром, которого так любит Европа. Пример Косова многих отрезвил.
– И что?
– Господин майор, не лучше ли подняться ко мне в номер? Я знаю, что вы не употребляете алкоголь, но можно заказать чай…
– От тебя воняет ее подмышками! – злобно бросила Лолита, не поднимая головы. – Ее плохо выбритыми потными подмышками. Она их даже не моет, эта старая лошадь, эта!..
Божье наказание я нашел там же, на диване, но уже не на боку, а лицом вниз. В пепельнице уютно пристроились три окурка.
– Мне оправдываться? – поинтересовался я, падая в кресло и доставая измятую пачку «Ватры». – Или сразу застрелиться?
– Зачем?!
Привстала, потянулась к пачке «Мальборо», отдернула руку.
– Не хочу! Это из-за тебя я курю, у меня изо рта воняет, как от ее подмышек!.. Ты… Ты!.. Скотоложец! Вы так ворковали, когда эта сука волокла тебя в… в… в свое стойло, что ты даже меня не заметил.
– Ага!
Закурить Лолита все-таки закурила – хоть и явным отвращением. Во всяком случае, мордаху кривила вовсю.
– Стреляйся! – наконец, буркнула она. – Или давай, оправдывайся. Сама, мол, привела, сама брюки расстегнула.
– Не уподобляйся Субботе, – я погасил ни в чем не повинную «Ватру», потянулся к ее пачке. – Цинизм нашего капитана порой утомляет даже меня… А, может, так поверишь?
Мордаха вздернулась вверх. Удивленный вздох.
