4. Бахр – клыки весом до 12 фунтов.
5. Клиндже – самые мелкие клыки по 2-3 фунта весом.
6. Машмуш – слоновая кость низкого качества, побывавшая в земле или воде, а также испорченная солнцем. Используется для технических целей, покупать ни в коем случае нельзя.
Сведения эти могут весьма пригодиться во время моего самостоятельного путешествия.
Надеюсь.
Желая восполнить упущенное ранее, вынужден поступиться весьма любопытными подробностями сегодняшнего дня, в том числе результатами осмотра когтя зверя Керит, о чем напишу позже и отдельно.
Итак, разговор с хозяином каравана мистером Зубейром Рахамой, состоявшийся позавчера, то есть в первый день нашего путешествия. Беседа наша действительно очень важна, ибо прямо касается всех моих дальнейших планов.
Не удержусь от воспоминания: во время разговора с Рахамой мне довелось выпить целые три чашки кофе, завариваемого его невольником-арабом по какому-то особому рецепту. Кофе превосходен (мистер Зубейр именует его 'аромат Йемена'), но повторять этот подвиг не решусь. Боль в затылке не отпускала до самого вечера – в придачу к моей постоянной спутнице-лихорадке.
Суть беседы с мистером Зубейром проста. Никакие хорошие личные отношения не послужили бы гарантией безопасности в таком путешествии. Для хищника, которым без сомнения является мой добрый знакомый, я и мое скромное имущество (особенно оружие и коленкор) рано или поздно показались бы исключительно законной добычей. Однако, моя давняя дружба с губернатором Капской колонии заставляет даже разбойника проявлять осторожность. Более того, в личном письме губернатор прямо указал, что если со мной что-то случится, и я не вернусь в течение года, мистеру Зубейру придется забыть о торговле не только в британских, но и в португальских владениях. Угроза не пуста: конкуренты Рахамы охотно займут его место и уже предлагают весьма выгодные условия.
Итак, наши интересы совпадают: я хочу вернуться живым, а мистер Зубейр не желает терять доход. Посему все путешествие он весьма предупредителен.
Зная цели моей экспедиции, он поинтересовался, на какое еще расстояние к северу я желаю проследовать. Причина вопроса в том, что через несколько переходов караван остановится надолго – и мое присутствие становится совершенно нежелательным. Рахама аргументировал это начинающейся войной (которую сам же разжег!) и посоветовал вернуться с отрядом, отсылаемым им на юг с грузом слоновой кости.
Я ответил, что для первой из двух моих задач этого вполне достаточно. Мне осталось произвести два или три измерения, после чего можно смело подводить итоги. Данная часть работы будет выполнена. Вместе с тем, вторая задача требует дальнейшего, уже самостоятельного, движения на север, в район, именуемый местными неграми Иривати (Большая вода). Судя по всему, там находятся несколько крупных озер. Для этого путешествия мною и захвачен запас валюты (то есть, коленкора), равно как оружие и боеприпасы.
Мистер Зубейр твердо заявил, что риск для его 'дорогого друга' превышает все разумные меры. Одинокий европеец в этих краях обречен, а мое 'богатство' (коленкор!) послужит лишь приманкой для разбойников. В погоне за журавлем я потеряю не только синицу, которую уже посадил в клетку, но и самое жизнь.
Есть над чем поразмыслить, особенно если учитывать мое скверное самочувствие. Умереть, не закончив ни одного из дел, было бы очень обидно.
Между тем, сегодняшнее утро ознаменовалось весьма драматическим эпизодом – попыткой переправить небольшой отряд на другой берег встреченной по пути реки, которую местные жители именуют Кофуэ. Переправа завершилось посередине, на стрежне (наскоро построенный плот рассыпался по бревнышку), после чего состоялась отчаянная схватка с местными крокодилами. Чудо, что никто не погиб, но двое негров и араб-охранник были ранены весьма серьезно – и наверняка простудились. Все-таки август – южноафриканская зима.
Крокодилы здесь, как я успел заметить, весьма большого размера, весьма сходные с виденными мною в Судане. Ружейных выстрелов чудища совершенно не боятся. Одно из них умудрилось выползти на берег и столкнуться нос к носу с нашим многострадальным осликом, отпущенным мною попастись по случаю привала. Вмешаться я не успел: крокодил помедлил самую чуть – а затем стремглав убежал обратно в реку. Пораженные арабы из числа охраны подняли дикий крик: 'Куджур! Куджур!' ('Колдун! Колдун!'), имея в виду явно не перетрусившего крокодила.
Таким образом, вопрос с именем для ослика решился. Наш Куджур его заслужил по праву.
Для меня этот трагикомический эпизод интересен еще и тем, что явившийся с утра пораньше Даймон пересказал его задолго во всех подробностях – задолго до того, как все произошло.
Капитулирую перед очевидностью. Никакая болезнь, никакая лихорадка, никакое раздвоение личности не могут превратить меня в провидца, причем два раза подряд. Даймон так же реален, как и крокодилы в реке Кофуэ. Вероятно, столь неуважаемые мною прежде спириты правы, и мы в некоторых случаях, например, когда чувства обострены болезнью, способны находить контакты с миром духов.
Значит, я общаюсь с умершим? Не желая спрашивать прямо, дабы не спугнуть 'гостя', я поинтересовался у вновь явившегося (уже на закате) Даймона, о его самочувствии. Ответ, признаться обескуражил: мой Даймон сообщил, что сидит за столом, пьет кофе (правда, не 'аромат Йемена', а напиток неведомого мне 'Якова') и чувствует себя превосходно.
Возможно, прав тот, кто считает, будто умершие сами не ведают о своей кончине, воображая, будто жизнь их продолжается. Страшно, если подумать!
Увы, за всеми делами, я так и не успеваю написать о том прекрасном, что вижу каждый миг. Поистине земля миомбо достойна куда более умелого пера, чем мое. Даже самый черствый человек ощутит пробуждения истинного чувства, увидев, как ярко-красное, словно налитое тяжелой кровью, солнце касается верхушек недвижных от жары деревьев мопане. Именно в этот миг над землей, такой же красной, как закат, начинают петь вечерние птицы…
Увы, поэтического дара я лишен. Мбомо спешит заметить, что сие определенно к лучшему, ибо в противном случае, я бы потратил все время экспедиции на сочинение оды в честь первой же встреченной зонтичной акации и винтовой пальмы.