незабываемое зрелище.
В тот же день я расписался на стене Рейхстага. Написал просто: «Л. Иванов из Тамбова». Настроение в тот день было особенно радостное, в Берлине установилась весенняя солнечная погода. Помню, что во многих окнах уцелевших домов немцы вывесили простыни, наволочки, полотенца — в знак капитуляции. Такое вот получилось «праздничное оформление».
Мое последнее боевое задание в годы Великой Отечественной войны — участие в оперативной группе контрразведки «Смерш» 1—го Белорусского фронта по обеспечению безопасности процедуры подписания Акта о капитуляции фашистских войск.
Меры безопасности принимались при встрече представителей союзных войск и группы Кейтеля на Темпельгофском аэродроме в районе Берлина, при поездке по разбитому Берлину в Карлсхорст и непосредственно в самом Карлсхорсте.
Для союзных делегаций на аэродроме был выстроен почетный караул, а духовой оркестр играл гимны стран, делегации которых прибывали на аэродром. Это касалось, естественно, только стран из антигитлеровской коалиции и не распространялось на немцев.
Встречал делегации генерал армии, а впоследствии (с 1946 г.) Маршал Советского Союза В.Д. Соколовский. Все было обставлено очень торжественно и четко. Но надо было охранять Кейтеля. Не дай бог его по дороге в Карлсхорст пристрелят, кому в таком случае подписывать акт о капитуляции? Ведь война еще не окончена. Берлин был весь разбит, там и тут раздавалась стрельба, нормальных дорог не было. Трудностей было немало, пришлось задействовать все свои силы, но задание было выполнено. Все делегации прибыли в Карлсхорст благополучно.
У здания инженерного училища в Карлсхорсте, где должна была быть подписана капитуляция, строем стояли наши солдаты — здоровые, рослые, одетые в новую военную форму. Вот только в спешке подогнать ее как следует не сумели.
В Карлсхорсте я отвечал за внешнюю безопасность здания, где проходила торжественная процедура подписания капитуляции. Хоть и недолго, ведь я был при исполнении, но и мне посчастливилось быть в том зале, где проходило подписание.
Был я именно в тот психологически очень яркий момент, когда в зал вошел фельдмаршал Кейтель и его делегация. Я обратил внимание, что при входе в зал члены немецкой делегации быстро переглянулись. Дело было, наверное, в том, что выразительный ковер, которым покрыли зал, был взят из кабинета
Гитлера. Они, конечно, сразу его узнали и соответственно среагировали. Сам Кейтель пристально вглядывался в волевое лицо маршала Жукова, наверное, пытаясь запомнить своего победителя. Г. Жуков был абсолютно спокоен, внимателен, точен в движениях и эмоциях.
После подписания капитуляции был устроен пышный банкет. Великолепные напитки и наилучшие закуски были заранее привезены из Москвы, а горячее приготовлено хорошими поварами. Сидели за столом до утра, танцевали, пели.
Возник вопрос о том, как быть с немецкой делегацией — кормить их или нет? Задали этот вопрос Вышинскому — он был тогда заместителем министра иностранных дел. Он ушел от ответа, заявив, что это дело не его, а военных. Тогда обратились к Г.К. Жукову. Тот ответил:
— Дать им, гадам, все, что есть на нашем столе. Они знали русских во время войны, пусть теперь узнают после войны — в мирное время.
Как мне потом рассказывали участники банкета, глава французской делегации генерал Де Латр Де Тассиньи здорово выпил, видимо, на радостях, да и уснул за столом. Члены других делегаций стран- союзников незлобно шутили — французы, мол, всю войну проспали, да и победу тоже.
Так вот сложилось в моей судьбе, что, приняв первый бой на границе глубокой ночью 22 июня 1941 года, мне выпало быть там, где Великая Отечественная война получила свое официальное завершение. По времени мне довелось пройти ее всю и даже немного больше.
В середине мая 1945 года руководство отдела контрразведки «Смерш» 5-й ударной армии устроило в честь Победы праздничный вечер. Торжество было устроено в Карлсхорсте, в здании, которое находилось рядом с тем, где был подписан акт о капитуляции Германии.
На торжество был приглашен весь оперсостав отдела «Смерш» армии, а также все начальники отделов «Смерш» корпусов и дивизий армии. Я был на торжестве вместе с Полиной Ивановной, хотя мы еще не были с ней расписаны.
Звучало множество тостов и взаимных поздравлений, в том числе и красноречивых. Конечно, первый тост был за И.В. Сталина. Был упомянут его первостепенный и великий вклад в руководство Красной Армией и Советской страной. На этом вечере впервые прозвучали слова о том, что теперь мы должны перенести свои усилия на борьбу со спецслужбами западных стран, о создании должного порядка на территории оккупированной Германии.
То далекое сегодня торжество по поводу нашей Победы осталось в моей памяти на всю жизнь.
К концу войны командующим армией продолжал оставаться генерал-полковник Н.Э. Берзарин.
Это был исключительный человек — отзывчивый, точный, внимательный, честный. Эти характеристики относятся не к частному человеку, а к командующему победоносной 5-й ударной армией в годы Великой Отечественной войны, первому советскому коменданту поверженного Берлина.
Как сейчас вижу перед собой его круглое приветливое лицо, ладную фигуру в кожаном пальто, слышу мягкий, но точный выговор.
Семнадцатилетним юношей Николай Эрастович участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, командовал полком в боях у озера Хасан… В 1937 году он был по клеветническому навету осужден и только накануне войны получил свободу.
Я много раз общался с Николаем Эрастовичем; получал от него задания, докладывал оперативную обстановку, выполнение… Ни разу ни словом, ни намеком я не слышал от генерала сетований, упреков или жалоб на органы, что с иными командирами отнюдь не было редкостью. Подобно К. Рокоссовскому, он считал случившееся с ним до войны досадным недоразумением и не считал возможным раздражаться по этому поводу или, тем более, мстить. С большим доверием он относился к офицерам «Смерш» армии.
Его личное отношение к солдатам и офицерам, ведущим тяжелые, кровопролитные, для многих последние бои, было душевным, даже, если позволите, ласковым. Навсегда запомнилась мне его речь перед командирами полков и дивизий армии, собранными накануне битвы за Берлин:
— Надо беречь людей как зеницу ока, продумать все детали операции, с тем чтобы потери были минимальны.
— Товарищи! — призывал Берзарин, — перед боем надо обласкать солдата.
Забот в поверженном Берлине у Берзарина было много. Во многие, самые разные вопросы он вникал, искал решения, вступал в полемику, требовал…
«После захвата Имперской канцелярии мы поехали туда с генерал-полковником Н.Э. Берзариным, членом военного совета армии генерал-лейтенантом Ф.Е. Боковым и другими участниками штурма, чтобы убедиться в самоубийстве Гитлера, Геббельса и других руководителей гитлеровцев».
«Уже 14 мая военный комендант Берлина генерал-полковник Н.Э. Берзарин вместе с новой дирекцией метро открыл движение по первой линии метрополитена, а к концу мая было введено в эксплуатацию пять линий метрополитена общей протяженностью 61 километр».
«19 мая состоялось торжественное учредительное собрание берлинского магистрата, на котором Н.Э. Берзарин выступил с докладом о политике советских властей в Берлине…»
«25 мая по приказу Н.Э. Берзарина была разрешена организация городской полиции, суда и прокуратуры». Это лишь несколько строк из книги воспоминаний Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления».
Можно себе представить широту вопросов, решаемых Берзариным, и представить, какой
