потянулись следом. О том, что творилось за Усинским перевалом, в Сайхоте знали не слишком много. Казенный телеграф скуп на новости.
– Сообразил, не растерялся! – Волков дернул губы усмешкой. – Лишние люди нам здесь не нужны, правда, товарищ Кречетов?
Толпа возле аэроплана и вправду стала значительно меньше. Тех, кто остался, без особого труда оттеснили в сторону спешившиеся конники. В проеме двери показался еще один пассажир.
– А вот теперь пойдем, Иван Кузьмич, – краснолицый кивнул в сторону аэроплана. – Встретим!..
Светлая гимнастерка, красные петлицы, черная сумка на боку. Скупая улыбка, внимательный взгляд.
– Я – курьер Центрального Комитета. Могу взглянуть на ваши удостоверения, товарищи?
Когда с формальностями было покончено, гость облегченно вздохнул.
– Был бы верующим, сказал «слава богу». Давно такую почту возить не приходилось!
Кречетов поглядел на сумку, но курьер невесело хмыкнул:
– Здесь только бумаги, товарищи, главное – внутри, в салоне. Товарищ Кречетов, надо бы сюда конвой, а то у меня всего один боец. Почта не простая, кусаться лезет.
Иван Кузьмич с опаской покосился на металлический бок «Юнкерса». Рядом негромко рассмеялся комполка Волков.
5
Пакет, еще пакет, тяжелый кожаный тубус с печатями на шнурках. Три полотняных мешочка – тоже с печатями.
Товарищ Кречетов осторожно коснулся тубуса, затем осмелел, взял в руки.
– Будто из чугуна!..
Комполка согласно кивнул:
– Внутрь не заглядывал, но там, очевидно, металлический футляр. В мешках – золото, царскими червонцами. С остальным сам разберешься. Но не слишком тяни с отъездом, а то и опередить могут.
Иван Кузьмич в ответ лишь головой покачал. На большее его не хватило, слишком много всего сразу навалилось. В одном из конвертов – нота НКИДа, долгожданный документ о признании и установлении дипломатических отношений. Открывать его Кречетов не стал. Успеется, тут бы прочее разъяснить.
Он поглядел на Волкова. Комполка присел на стул, отодвинул в сторону ближайший пакет, оперся о столешницу локтями.
– Если что-то непонятно, спрашивай.
– Спрошу!
Иван Кузьмич присел рядом, положил ладонь на кожаный бок тубуса.
– Расскажу как понимаю, а ты поправь. СССР не хочет с Китаем ссориться. Если вы сами посольство в Пачанг пошлете, будет вмешательство и нарушение их этого…
– Суверенитета, – негромко подсказал краснолицый.
– …Наш Сайхот для китайцев – обычная губерния. И этот Пачанг – тоже. Получается не вмешательство, а вроде как два губернатора дружбу заводят. Так?
Волков согласно кивнул:
– Юридически так. Едва ли подобная дружба обрадует китайское правительство, но придраться будет трудно. Пачанг откололся от Срединной Империи в 1912-м, когда началась Синхайская революция. Его пока никто не признал, так что вам будут рады. Договаривайся с ними о чем хочешь, устанавливай дипотношения, но главное – передай почту из Столицы. Если получится, вы будете представлять интересы СССР в Пачанге…
Комполка умолк, помолчал немного, затем ударил пальцами в столешницу.
– …До той поры, пока в Китае не произойдут решительные и необратимые перемены.
Теперь его улыбка снова напоминала волчий оскал.
– Трудность в том, что в Пачанг сложно попасть. С запада нельзя – война, на юге тоже. Поэтому пойдете через Монголию, там стоят наши войска, вас сопроводят до границы. А дальше – сами.
– Ага! – подхватил Иван Кузьмич. – Я, между прочим, карты смотрел, наши и английские. И книжку мне в библиотеке показали, которую путешественник Козлов написал. Знаешь, что там насчет Пачанга сказано? Что города уже нет, его пески засыпали…
– Козлова не пустили в Пачанг, – резко перебил краснолицый. – Китайцы его просто обманули, но другие город видели. Карта у тебя будет, но главное, мы привезли человека, который сможет указать дорогу.
– Этот, который «радио»? – поразился Кречетов.
– Другой – тот, что кусаться лезет. «Радио» – твой сопровождающий из ЦК. Я был уже в Красноярске, когда прислали шифровку из Столицы. А потом и сам он явился. Не хотел его брать, но бумаги у этого деятеля такие, что лучше не спорить.
– Комиссара, стало быть, назначали, – констатировал Иван Кузьмич, отчего-то загрустив.
Волков взглянул сочувственно:
– А куда деваться? Личность, кстати, известная. На войне не встречались, но слыхать приходилось. На деникинских фронтах геройствовал, а потом в Столице, в наркомате Рабоче-крестьянской инспекции ценные указания давал. Может, и ты о нем знаешь. Мехлис…
– …Мехлис Лев Захарович, член Центрального Комитета РКП(б) и его специальный представитель! – эхом отозвались с порога. Голос победоносного российского пролетариата стоял в дверях. Волосом черен, ликом суров, взглядом ярок.
Иван Кузьмич честно попытался представиться. Не тут-то было.
– Вы большевик, товарищ Кречетов?
Острый длинный палец, словно японский штык, устремился к его груди. Иван Кузьмич едва не подался назад. На миг почудилось, что он в колчаковской, а то и хуже, китайской контрразведке. Самому бывать не приходилось, но слухом земля полнится.
Устоял, плечи расправил.
– С 1917-го, товарищ Мехлис. А что?
– Что?! – специальный представитель даже подпрыгнул. – Почему не обеспечили наше прибытие? Почему в городе постороннее население? Кем и с какой целью дано указание на провокационное сборище возле аэроплана? А если бы сюда пробрались японские шпионы и белогвардейские террористы? Куда вы смотрели, большевик Кречетов? Где усугубленная, ужесточенная бдительность? Ибо коммунист… – Палец- штык взлетел к потолку: – Обязан верить только в учение Маркса. Все прочее берется под подозрение и разъясняется!..
Иван Кузьмич беззвучно двинул губами, с трудом сдерживаясь, чтобы не ответить на все вопросы сразу, коротко и честно. По какому адресу должно направлять за разъяснениями таких горлопанов, он понял еще будучи беспартийным.
Однако как направишь? Все-таки гость, да еще из Столицы.
– План нумер пятнадцать, – мрачно изрек он.
Мехлис осекся. Краем глаза Иван Кузьмич заметил, как беззвучно, не разжимая тонких губ, смеется комполка Волков.
– Согласно этому плану, товарищ Мехлис, на площади присутствовала не публика, а красноармейцы и партийный актив, должным образом переодетые. А про клоуна я сам придумал, чтоб достовернее вышло. Вдруг с вами бы, скажем, товарищ из Коминтерна прилетел? Был бы ему, значит, полный реализм с классовой борьбой. И радио у нас, между прочим, имеется, еще со старых времен, именем революции национализированное…
Он поглядел на бородатый портрет, словно ожидая подтверждения. Меценат Юдин, насупив густые брови, солидно кивнул.
Искровая станция молчала уже второй год, но в наличии и вправду имелась.
– Еще вопросы, товарищ Мехлис?
Столичный гость слегка притих, но все же не потерял прыти. Палец метнулся в сторону купеческого лика.
– Это у вас такой Карл Маркс? А Энгельс где?
У портрета начала отвисать челюсть, палец между тем ткнулся в стол:
