Достань Воробышка встретил ее в дверях, уже в пальто. Рабочий день у него тоже кончился, и Родион Геннадьевич спешил в Исторический музей, что на Главной площади. Ольга решила составить ему компанию, в результате чего пришлось еще раз пройтись знакомым маршрутом.
В музее Соломатин, ничего не объяснив толком, направился прямиком в кабинет с табличкой, где обитал заместитель директора профессор Белин. Так Зотова и очутилась на стуле в компании с пухлым аспирантом.
– А вы, значит, дхарами занимаетесь? – не отставал настойчивый Блинчик. – Признаться, Прозоров был в чем-то прав. У дхаров вместо истории – сплошная мифология, ухватиться не за что. Несколько упоминаний в летописях – и все.
– Что ж это выходит? – удивилась девушка. – Народ, значит, есть, а истории нет?
– Именно так. Меря, весь, мещера, вепсы – много ли мы о них знаем? История, как верно заметил Леопольд фон Ранке, начинается с письменных источников. Фольклор и черепки из курганов – это больше для поэтов. «Когда же на западе дальний, бледнея, скрывается день, сидит на кургане печально забытого витязя тень…»
Ольга прикинула, чем бы уязвить излишне самоуверенного аспиранта, но тут дверь в кабинет отворилась. На пороге появился профессор Белин – седой, важного вида джентльмен в костюме-тройке с приметными пегими бровями.
– Заходите, товарищи. Мы тут с Родионом Геннадьевичем увлеклись…
Профессорский кабинет оказался под стать хозяину – респектабельный и несколько старомодный. Обстановку оживляли глиняные черепки, густо усеявшие подоконник, и рыцарский доспех в углу, правда, без шлема и левой латной перчатки.
Достань Воробышка стоял у большого письменного стола, разглядывая какую-то фотографию.
– Ну-с, Константин Федорович, – профессор обернулся к жиртресту. – Сей предмет вам, кажется, знаком?
Аспиранту была вручена большая бронзовая пластина с неровными обломанными краями.
– Моя дипломная работа, – ничуть не удивился тот. – Вещь из коллекции Бартеневых, вероятно, часть ритуального доспеха. Север, район Вятки, ориентировочно XV век. Ничего примечательного, кроме орнамента в верхней части.
Сказано было с некоторой ленцой, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном и понятном. Зотова, покосившись на Родиона Геннадьевича, заметила на его губах легкую усмешку.
– Орнамент в верхней части, – задумчиво повторил Беллин. – В свое время вы, Константин Федорович, даже меня убедили. А теперь взгляните!
Взамен пластины аспирант получил несколько фотографий. Ольга, не удержавшись, заглянула через плечо, но ничего разобрать не смогла.
– Орнамент, – упрямо заявил жиртрест, удостоив фотографии беглого осмотра. – Более того, скорее всего современная подделка. Откуда это?
– Абердинский университет, – Соломатин положил свое фото на стол. – Кафедра профессора Уильяма Рамсея. А нашли у нас, в Таврии, в разгромленной библиотеке Вейсбахов. Это деревянные таблички, я видел их своими глазами, но, как и вы, усомнился. Однако вердикт мистера Рамсея однозначен: подлинник и очень древний.
– Письменность, – резко кивнул Белин, щелкая пальцами в воздухе. – Теперь все сомнения отпали! А если учесть, что в описи коллекции Бартенева сказано…
– Орнамент! – мрачным голосом перебил Блинчик, глядя куда-то в пол.
– …Что это часть дхарского доспеха из военной добычи Семена Курбского, то предположение глубокоуважаемого Родиона Геннадьевича о существовании неизвестной нам дхарской письменности становится очень вероятным.
Ах вот оно что! Бывший замкомэск, подойдя к столу, с интересом поглядела на потускневшую, покрытую патиной бронзу. В Шушморе Достань Воробышка рассказывал им с Семеном о дхарских князьях. Последнего, вспомнила она, звали Ранхай, русские же дразнили его Рангайкой.
Буквы и в самом деле напоминали рисунок – два десятка маленьких, еле заметных жучков.
– Не факт, – хмуро констатировал аспирант. – Это может быть случайное сходство, нужен серьезный анализ…
– Вот и займитесь! – рассудил профессор. – Родион Геннадьевич даст вам адреса мистера Арцеулова, сотрудника кафедры Рамсея, он как раз работает над табличками. Можете писать ему по-русски, все-таки соотечественник. Все это, конечно, хорошо, но Президиум Академии наук отчего-то вычеркнул из плана работы исследования по дхарам.
Достань Воробышка покачал головой:
– Не слишком удивлен. С Дхарским культурным центром тоже творится что-то странное. Ольга, помните, как у меня статью украли – про дхарскую школу?
– Вора нашли? – вскинулась Зотова. – И кто это был?
– Не нашли и, по-моему, не слишком искали. Наркомпрос посчитал, что отдельная дхарская школа не нужна, учеников следует направить в школы русские или татарские, по выбору родителей. Я, конечно, написал товарищу Луначарскому, но мне уже успели намекнуть, что это не его инициатива. Кто-то на самом верху решил, что наш язык – искусственный, жреческий, а значит, в основе своей глубоко реакционный. Что будет с моими фольклорными исследованиями, не представляю, но даже не это самое неприятное…
Соломатин прошелся по кабинету, развел длинными руками:
– Словно сговорились! Старики из самых уважаемых семей собрались возле Дхори Арха, нашего древнего святилища, и постановили не выходить из лесов. Молодежь не должна ехать в город, детей нельзя посылать в русские школы. Теперь я уже не удивляюсь, что так поступили с моей рукописью.
– Мракобесие! – констатировал Блинчик, и на этот раз бывший замкомэск была с ним полностью согласна.
– Причем еще год назад мнения высказывались совсем иные. Я попробовал узнать, что случилось. Мне было, представьте себе, заявлено, что в Грядущем произошли большие перемены…
– Как это – в Грядущем? – поразилась Ольга. – Откуда они знают?
– Откуда знают, неведомо, – улыбнулся профессор Беллин. – А вот насчет Грядущего понятно. У народов, придерживающихся древней традиции, Время течет не как у нас, из Прошлого в Будущее, а наоборот. Недаром «предки» – это те, кто идет впереди. Грядущее уже состоялось, и, если его изменить, под угрозой окажется не только Прошлое, но и все мироздание.
– Где-то так, – согласился Родион Геннадьевич. – Но есть еще одно обстоятельство. У дхаров имеется предание, связанное с предсмертным пророчеством князя Гхела Храброго. Если ему верить, в ближайшие десятилетия должен прийти наш Мессия – Эннор-Гэгхэн. О Князе Вечноживущем нам известно буквально все: и какого он рода, и как будут звать. Поэтому дхары чувствовали себя очень уверенно, спасение уже близко. Изменение Грядущего поставило все под вопрос. Отсюда и такая реакция.
– Читал! – вспомнил аспирант. – Ну конечно, в вашей же статье! Вот уж не думал, что в ХХ веке возможна такая архаика. А эти старики… Они назвали причину изменений?
– Назвали следствие, – грустно улыбнулся Соломатин. – Грядущего уже нет. Изменилось все, начиная, точнее заканчивая, весной текущего года. В конце марта в нашей стране действительно произошли некие перемены, но не думаю, что наши старики читают газету «Правда».
– Родион Геннадиевич! – внезапно спросила Ольга. – Грядущее изменилось только у дхаров или у всего мира?
Кажется, такого вопроса никто не ожидал. Белин удивленно вскинул пегие брови, его аспирант громко хмыкнул. Достань Воробышка, однако, ничуть не удивился.
– У всего мира. Кто-то неведомый оказался так силен, что изменил даже волю Высокого Неба. Христиане посчитали бы это обещанным Концом Света, но с одной поправкой: Мир погиб, но Иисус не явился.
5
Товарищ Москвин застегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, прислушался. В соседней комнате, где стоял «ремингтон», кто-то шумно возился. Легкий стук, негромкое бормотание…
