увидит? Чужую могилу, чужие имена?. «Виктор Ильич Вырыпаев, рад знакомству. Приветствую вас в нашей инвалидной команде!» Незнакомая комната, широкий подоконник, густой мятный дух — и худой бритый парень в старой гимнастерке. Ольга с трудом сдержалась, чтобы не разреветься. Нельзя же так! Жил человек, хороший, правильный — и пропал. Не на войне, не в чумном городе. И никому он больше не нужен и не интересен. Ни-ко-му!
Плакать не стала. Вытерла глаза, смахнула каплю крови с потрескавшихся губ. Раскисать нельзя! Неправда, что Виктора не помнят — она помнит! Неправда, что не ищут его убийц — она ищет. Гондла, наглая барынька из наркомовской спальни, еще получит свое, но не она в этом страшном деле главная. Значит, ничего еще не кончено. Искать! «Не стану ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Вы и так коснулись высших секретов государства» — сказал всезнающий товарищ Ким. Ничего, сначала коснулась, потом, глядишь, и за горло возьмет…
Склеп Ольга узнала сразу, даже не взглянув на надписи. Таким она его себе и представляла — массивный, серый от времени, похожий на часовню. Над высокой железной дверью — затейливые церковнославянские литеры, в небольшой круглой нише — ангел с отбитым крылом. Покосивший на крест на обитом медью куполе, осколки витражных стекол в черных оконных глазницах, мраморная доска со следами исчезнувшей позолоты. Слева и справа от входа — каменные кресты.
Бывший замкомэск достала из кармана шинели папиросы, но, чуть подумав, спрятала. Негоже в таком месте. Зачем-то прокашлявшись, взглянула в низкое, подернутое тучами небо. Пришла. И что теперь?
Осмотр не занял много времени. Имена на памятниках, надпись над входом, дверь, новый, недавно врезанный замок. «Склеп семьи Шипелевых, в нем оборудован тайник.» Очень похоже! Знать бы еще, кто тайнику хозяин! Покойный Игнатишин, наглая тетка Лариса Михайловна, некто иной, пока неизвестный? Снега на каменных ступенях было заметно меньше, между могил угадывалась протоптанная дорожка. Значит, ходят, не забывают. Последний раз заглянули еще до январских снегопадов, но дверь не открывали. Тот, кто был так похож на Вырыпаева, сказал, что здесь уже ничего нет. Ольга отошла к дорожке, поглядела внимательно. Если нет ничего, зачем о склепе рассказали? В засаду заманить?
Бабочке Зотова совершенно не удивилась, по крайней мере в первый миг. Старый знакомец — Papilio machaon, семейство парусников или кавалеров. Брат коллекцию собирал, а маленькая Оленька возмущалась ужасной «морилкой», в которой умирали гордые и красивые бабочки. Махаон, правда, был какой-то странный. Крылышки желтые, сразу узнать можно, а на каждом — по два огонька, красный и синий. Горят, взгляд притягивают…
Девушка, резко выдохнув, отступила на шаг. Вот и махаоны летать начали — аккурат посреди зимы! Достав платок, вытерла пот со лба, осмотрелась и беззвучно дернула губами. Плохи дела! Зато не зря пришла, есть тут что-то, есть!..
— Здравствуйте, Ольга!
Зотова неспешно оглянулась. Женщина стояла слева и чуть сзади, у самого края аллеи. Лет тридцати, возможно, и старше. Черное приталенное пальто, легкое, явно не по погоде, нелепая круглая шапочка с узкими полями, в руках сумка крокодиловой кожи. Лицо худое, костистое, брови подведены черным, кожа в густой косметике, губы блестят от помады. Не лицо — маска в скверном театральном гриме.
— Здравствуйте, — кивнула бывший замкомэск, почему-то не слишком удивившись. Пригляделась, вдохнула сырой кладбищенский воздух. Вот он, Papilio machaon! На темной ткани пальто незнакомки, чуть ниже воротника — большая бронзовая брошь. Бабочка-махаон, два красных камешка, два синих.
Женщина, заметив ее взгляд, прикрыла брошь рукой.
— Меня зовут Доминика. Я сестра Георгия Васильевича Игнатишина. С Виктором Вырыпаевым мы познакомились недалеко отсюда, на трамвайной остановке. Виделись с ним всего один раз. Виктор помог мне достать одну вещь из тайника, а потом передал по назначению. Что вас еще интересует?
Зотова поглядела на ладонь в темной перчатке. Опоздала дамочка, раньше следовало брошь прятать.
— Интересует? Для начала разъясним один вопрос, гражданка. Тут недалеко, с дюжину шагов всего.
И на могильный крест кивнула — тот, что от справа от входа в шипелевский склеп. Ответа ждать не стала, повернулась, шагнула прямо в снег. Верно предупреждал Ким Петрович! «Противник, с которым мы ведем борьбу, опасен, умен и вооружен до самых зубов.» Только нас зубами не напугаешь!
…Черное гранитное подножие, присыпанный снегом маленький серебристый венок. Выше — фотография в облупившейся рамке. Вот и надпись старым сусальным золотом: «Киселева Доминика Васильевна. 1884–1910». А над золотыми буквами распростер крылышки вырезанный в твердом граните махаон. Неведомый мастер украсил изображение маленькими огоньками. Два красных камешка, два синих.
— Вы наблюдательны, — Доминика уже стояла рядом. — Ничего не поделаешь, приходится соблюдать осторожность. Даже если вас будут допрашивать по-настоящему, без сантиментов, вы не сможете вспомнить ни мое настоящее лицо, ни голос.
Ольга поглядела на старое фото, потом на женщину. Усмехнулась недобро.
— Оборотни, значит? Неглупо, но подло. Доминика Васильевна на вас уже не обидится, но зачем было Виктора представлять? Человека убили, а вы…
— Мы не знаем, что случилось с Вырыпаевым! — резко перебила Доминика. — Представили его, если вашим выражением воспользоваться, исключительно ради вас самих. Вы, Ольга, подняли совершенно лишний шум. Это нам могло помешать, и мой коллега решил таким способом вас переубедить. Глупо, согласна. Вы слишком упрямы. Поэтому я и решила с вами поговорить. Что вас интересует? Мы не шпионы и не белогвардейцы. В последние месяцы наша группа помогала товарищу Киму, потому мы и привлекли Виктора.
Зотова не поверила. В последние месяцы? А в предпоследние? Честным людям чужие лица без надобности.
— С Виктором было так. Он не принял НЭП, посчитал предательством. Некоторое время входил в группу демократического централизма Осинского и Сапронова, потом, когда фракции запретили, хотел выйти из РКП(б). Виктор был уверен, что в стране начался Термидор, верхушка партии загнила, а вожди стали предателями. Поэтому он согласился с нами работать.
На этот раз Зотовой пришлось задуматься. Против Новой экономической политики возражали многие, особенно молодые фронтовики, верившие в скорую победу коммунизма. Ей и самой не по души были жирные «совбуры» и перерожденцы с партийными билетами. Но нелегальная группа? В подполье можно встретить только крыс, не ею сказано.
— Деталей позвольте не касаться. Намекну лишь, что прикрыт Вырыпаев был очень надежно. Проговориться или сознательно выдать нас он просто не имел возможности…
Женщина протянула руку, коснулась вырезанной в камне бабочки.
— Вы, как я вижу, принесли цветы. Можете оставить их здесь, Виктор тоже стоял у этой могилы.
Ольга, молча кивнув, положила гвоздики на мокрый снег.
— Киму Петровичу мы помогали, но многое в его деятельности вызывало вопросы. Цветочный отдел — по сути нелегальная организация, организованная по образцу неаполитанской каморры. Это, кстати, не я сказала, а сам товарищ Ким. Такое сравнение ему, кажется, очень льстит.
И вновь пришлось задуматься. Цветочная «каморра» создана по приказу Вождя. Теперь отдел вроде бы расформировали, но каморру невозможно ликвидировать росчерком пера.
— А потом что-то случилось, и Виктор исчез. Как ни печально, но скорее всего он мертв. К его гибели могли быть причастны двое. Одну вы знаете…
Зотова мрачно усмехнулась:
— Нос я ей сломала, проявила мягкотелость. В висок надо было!
— Не надо, — Доминика поджала губы. — Поэтому мы и хотели вас остановить. Она должна все рассказать, именно она, потому что второй человек слишком опасен. Георгий Лафар, он один из самых опытных террористов Дзержинского.
— Лафар, — повторила замкомэск, запоминая. — Стало быть, Гондла, Лафар и товарищ Ким…
«А чего ты хотел? Полковничья дочка, голубая кровь!» Товарищ Ким, кожаный человек Егор Егорович
