— Масоны вавилонские! — мрачно заметил товарищ Мехлис. — По пещерам прячутся, разводят поповщину! В одном вы правы, Иван Кузьмич. За всей этой мистикой скрывается вульгарная политика, которая, как учит нас Карл Маркс, есть концентрированное выражение экономики. Китайцы, а потом и маньчжуры веками эксплуатировали этот край, вот мы и получили подъем национально-освободительного движения в весьма специфической клерикальной форме. Ввиду этого нам следует быть особенно бдительными. Уверен, что возможны всяческие провокации, а потому мы должны быть готовы. Ибо коммунист!..
Резкий стук в дверь прервал огненное партийное слово. На пороге воздвигся плечистый бородач с японской «арисакой» на ремне.
— Товарищ командир! Тут такой наворот… Выйти бы нам.
Покосился на представителя ЦК, отступил в коридор. Иван Кузьмич шагнул следом, но почти сразу вернулся. Сбросил халат, полушубок на плечи накинул:
— Худо дело, товарищ Мехлис. Кибалку моего арестовали.
Лев Захарович попытался привстать, поморщился.
— Больно… Вы, товарищ Кречетов, идите, а я следом поползу.
Как ни спешил Иван Кузьмич, но все-таки сперва поставил комиссара на ноги. Негоже посланцу ЦК ползать!
Во дворе тем временем собралась целая толпа. В центре красовалась недостойная Чайганмаа верхом на сером гривастом коне. Ее окружали четверо местных стражников весьма хмурого вида и при оружии. Боец Кибалкин отсутствовал, зато на шум выглянули двое монахов из свиты господина Ринпоче. Одного из них, прилично знавшего китайский, Кречетов тут же подманил к себе. Затем гаркнул, велев личному составу расступиться, и решительным шагом направился к одному из стражников. Бинокль на ремне, тяжелая кобура на боку — значит, старший.
— В чем дело, товарищи? Что случилось?
Монах зашелестел, переводя, но Чайка его опередила.
— Товарищ Кречетов! Красноармеец Кибалкин арестован, его повели в комендатуру. Недостойная ничего не смогла сделать…
Попытавшись слезть с коня, пошатнулась, скользнув сапогом по земле. Стоявший рядом стражник вежливо поддержал девушку под локоть.
— Красноармеец Кибалкин ни в чем не виноват. У меня выпали поводья, я же слепая, ничего не вижу. Конь куда-то поскакал, красноармеец Кибалкин попытался мне помочь…
Кречетов, уже смекнув, что дело нечисто, внушительно кашлянул. Чайка подалась вперед, протянула руку:
— Иван Кузьмич! Они считают, что мы шпионили, но это неправда! Мы просто решили проехать… то есть, проехаться верхом, но дороги не знали. А потом я потеряла поводья…
Красный командир кивнул, соглашаясь. Ясное дело, не шпионы. И дороги не знали, и конь несознательность проявил.
Ну, Кибалка!
2
— И кто был инициатором этой поездки? — нехорошим голосом поинтересовался товарищ Мехлис, поудобнее утраиваясь на подоконнике. — Хочу напомнить вам, товарищ Баатургы, что вы являетесь одним из руководителей ревсомола Сайхота. Ваше поведение должно служить образцом для всех остальных. Вы хоть подумали о последствиях?
Недостойная Чайганмаа стояла посреди комнаты, низко опустив голову. Кречетов, куривший уже вторую папиросу подряд, уткнулся плечом в дверной косяк. Он уже знал, что в коридоре собралась целая толпа. Молчат, ждут, сочувствуют.
Переживают…
— Ваша необдуманная поездка, товарищ Баатургы, ставит под угрозу очень многое. Не знаю, что решит ваш непосредственный начальник, но будь на вашем месте боец отряда, я бы не либеральничал, а отдал бы его под трибунал со всеми вытекающими. Но кто вы теперь, я даже не знаю. Надежный товарищ — или глупая сопливая девчонка?
Чайка всхлипнула, мотнула головой:
— Я виновата! Отдайте меня под трибунал, товарищ Мехлис. Я старше Вани, мне следовало его остановить, но он сказал, что дело очень важное. От нас что-то скрывают, нас обманывают… Ваня… Красноармеец Кибалкин предложил объехать холмы — те, которые за железной вышкой. В случае чего можно было отговориться тем, что я, слепая, не знала, куда еду, а он пытался меня остановить…
— А здешние контрразведчики, конечно, полные идиоты, — хмыкнул представитель ЦК. — Иван Кузьмич, решайте сами. Можете лишить товарища Баатургы сладкого и запретить гулять без сопровождения няньки.
— Не оскорбляйте меня! — девушка, резко вздернув подбородок, ударила пустым недвижным взглядом. — Я — взрослая, и отвечу, как взрослая. От нас действительно многое прячут. Я слышала… И даже видела.
Мужчины переглянулись.
— Мир для меня — черная кипящая ночь. Но иногда ночь светлеет. Вместе с товарищем Кречетовым мы видели Синее пламя, и я на миг смогла прозреть. Когда мы с Ваней заехали за холмы, я почувствовала тепло, а потом заметила, что тьма отступает. Сначала — белая полоса, потом… Как это будет по-русски? La Coupole… Да! Купол, белая сфера. А от нее — словно лучи. Нет, не лучи, больше похоже на… Les projecteurs. Прожектора!
— А на самом деле? — осторожно поинтересовался Кречетов. — Прожектора днем не светят.
Чайка задумалась.
— Ваня… Иван не успел подробно рассказать. Я поняла, что это похоже на решетчатую башню, на гиперболоид, но иной формы, не такой высокий…
— …Иначе бы мы его увидели, — кивнул Мехлис. — Выхода у нас, Иван Кузьмич, нет. Будем придерживаться версии о двух ополоумевших влюбленных. А местным не забудьте сказать, что Иван — ваш родной племянник. Тронуть родственника посла они не посмеют. Надеюсь.
— Влюбленные, значит, — раздумчиво повторил товарищ Кречетов. — Ряженные, суженные, на всю голову контуженные… Эх! «Как бывало к ней приедешь к моей миленькой — приголубишь, поцелуешь, приласкаешься…» У вас больше вопросов нет, Лев Захарович? И у меня нет. Идите, товарищ Баатургы, отдыхайте. А мы с товарищем Мехлисом будем сказку про вас сочинять для здешней комендатуры. Идите!
Девушка неловко повернулась, протянула руку. Иван Кузьмич, сообразив, подхватил Чайку под локоть, подвел к двери.
— Товарищ Кречетов!
Чайка, резко отстранившись, провела ладонью по мокрому от слез лицу:
— Я не сопливая девчонка! Женщины рода Даа-нойонов не нуждаются ни в чьем снисхождении, товарищ командующий Обороной Сайхота! И… Я не влюблена в красноармейца Кибалкина. Je… J'aime les deux. Qui de nous est aveugle, stupide moi, Jean?[37]
— Хорошо, что я совершенно забыл французский, — вздохнул товарищ Мехлис, когда за девушкой закрылась дверь.
Как и подозревал товарищ Кречетов, вызволение шкодника Кибалки из узилища оказалось делом долгим и муторным. Разговаривать в комендатуре отказались, потребовав письменного обращения со всеми посольскими титулами и печатями. Получив таковое, долго тянули с ответом, отговариваясь отсутствием «начальства». Наконец, уже поздно вечером, прибыл гонец с завернутым в белое полотно пухлым свитком.
