техники и людей там побольше, чем Пачанге.
— Все не уйметесь? — перебил Мехлис, без особого интереса осматривая пустое каменное кресло. — Или вас уже с командования погнали?
Барон медленно встал, поправил испачканный в пыли халат.
— Синее небо видели? Синее и красное… Это лишь тень, отражение того, что сейчас происходит на Седьмом — Истинном небе. Пачанг против Шекар-Гомпа, Слоненок против Головы Слона. Вот она, великая битва! Я должен был в ней участвовать… Монголия, Сайхот, Бурятия, Тибет — последний остаток неиспорченного проклятым европейским прогрессом человечества. Ошибся — и погубил все дело… Вы знаете, господин комиссар Мехлис, что Богдо-гэгэн, которого я посадил на престол в Урге, уже вел переговоры с вашей Столицей о признании независимости Монголии? Большевики требовали только одного — вывода из страны моей Азиатской дивизии. Все шло по плану, я уже собрался выступить на запад, чтобы разобраться с неким господином Кречетовым и захватить Сайхот. Увы, искусили!.. Ну, я вам, кажется, рассказывал. Думал, все же простят, доверят новую попытку…
Договаривать не стал, вновь присел на камень, отвернулся.
— Значит, всюду нагрешили, — констатировал представитель ЦК. — Знаете, Иван Кузьмич, это, пожалуй, выход. В СССР данного гражданина расстреливать не стали, нам это тоже не с руки. Пусть местные товарищи вопрос решают. С кем вы там спутались, гражданин Унгерн? С тенью мадам Блаватской? Или с самим Гришкой Распутиным в виде гаитянского зомби?
Не получив ответа, Лев Захарович поглядел вверх, на утонувший во тьме каменный свод.
— Кстати, насчет местного руководства. Вы не находите, товарищ Кречетов, что с их стороны это не слишком вежливо — пригласить в музей и даже экскурсовода не выделить?
— Вы должны разгадать загадку…
Мехлис дернулся, обернулся резко… Иван Кузьмич отреагировал куда спокойнее, хотя в ушах зашумело, а кончики пальцев впились тонкие невидимые иглы. Спасибо Чайке предупредила. Тиншань Дех`а — Небесные слова…
— Учитель показал ученикам разрисованный с двух сторон лист бумаги. Затем спросил…
— …В каком случае они не смогут увидеть рисунки, если они не слепы, а солнце светит ярко, — нетерпеливо перебил Лев Захарович. — Товарищ! Мы ценим и уважаем местные народные обычаи, но все- таки рассчитываем на соблюдение азов дипломатического протокола. Надеюсь, за живой водой вы нас посылать не станете? Иван Кузьмич, мне самому ответить — или вы за труд не сочтете?
Кречетов неуверенно кашлянул, вспомнив, что ответа у него целых три, один другого лучше. Пламенный большевик нетерпеливо дернул плечом:
— Тогда я сам. Если повернуть лист бумаги обрезом к себе, то мы ничего не увидим. Только тень.
Красный командир мысленно выразил благодарность Иван Кибалкину, а заодно сделал в памяти зарубку, дабы поговорить по душам с товарищем Мехлисом. Знал ведь ответ, а молол чушь про партийный приказ!
— Только тень, — негромко повторил невидимый голос. — Значит, вы не должны удивляться.
Тени Кречетов не увидел. Свет стал ярче, сильнее закололи невидимые иглы, чаще и резче забилось сердце. Он даже не почувствовал — угадал легкое движение воздуха совсем рядом. Сумрак отступил, забился под самые своды, на каменном кресле вспыхнули маленькие серебряные огоньки.
— Приветствую гостей, званых и призванных. Я мог бы надеть маску, но так будет честнее. В утешение могу сказать, что я тоже вас вижу с большим трудом. Мой здешний титул — Брахитма Ракхваала, европейцы называют меня Блюстителем. Хотел бы представиться настоящим именем, но это невозможно. Как-то я попытался сделать точный перевод. Короче всего получилось по-английски — всего двадцать восемь слов. В Пачанге и на Тибете меня называют Шинхоа Син. Если перевести на русский, то получится… Ну, скажем, «товарищ Белосветов». Будем знакомы, товарищи!
Из угла, где притаился барон, донесся тяжелый, полный безнадежности вздох.
— Здравствуйте! — серьезно ответствовал Полномочный Посол. — Рады познакомиться. Я, стало быть, Кречетов Иван Кузьмич. Со мной представитель Центрального Комитета РКП(б)…
— Мехлис, — Лев Захарович коротко поклонился. — Товарищ Белосветов! Идея с загадкой очень хороша, но вы могли бы прямо сказать, что между нами — лишнее измерение. Вы для нас невидимы, а мы, наверно, похожи на плоские бесформенные пятна.
Ответом был негромкий смех. Огоньки на камне вздрогнули, потянулись вверх.
— Браво, товарищ Мехлис! С одним измерением вы ошиблись, но такой подход мне больше по душе, чем зачисление меня в мертвецы-некроманты с черепом вместо головы. Впрочем, каждый получает по вере. Кому-то проще увидеть синий свет на крышках гробов и буквы алфавита «ватаннан», бегущие по стенам… Товарищи, я прочитал письмо из Столицы. Вы знаете, что там написано?
— Нет, — честно ответил Иван Кузьмич, покосившись на Мехлиса. Тот на миг задумался.
— Письма я не читал, но, насколько я знаю, речь идет о том, что на территории СССР активно действует ваша агентура. Правительство СССР предлагает прекратить враждебную деятельность в обмен на отзыв наших агентов из Пачанга и Тибета. После этого можно будет говорить о серьезном сотрудничестве. У нас есть общий противник — европейские колонизаторы и китайские милитаристы. Наша вражда им только на руку…
Договорить Мехлис не успел. Забытый всеми Унгерн вскочил, отчаянно взмахнул руками:
— Блюститель! Великий Лха Белого Света! Не дай себя обмануть! Большевикам нельзя верить, никогда, никогда!..
— Роман Федорович! — тяжело ударил голос. — Вам ли судить?
…Пламя потемнело, растеклось ручейком по старому камню.
— Вы залили невинной кровью указанную вам дорогу. Вы отдали Монголию, сердце Азии, столь ненавистным вам большевикам. Что вам еще хочется свершить в этом мире?
Барон дернул головой, словно пытаясь возразить, но так ничего и не сказал. Опустил руки, отвернулся…
— Продолжим, товарищи. Позиция советского руководства мне ясна. А теперь выслушайте нашу точку зрения…
Глава 7
Лёнька Пантелеев
1
Чужой ненавидящий взгляд толкнул в спину, пулей ударил между лопаток, легкой болью отозвавшись в сердце. Подошва скользнула по гладкому мрамору ступеней, пальцев левой, живой, руки, вцепились в перила…
Удержался, устоял, выдохнул, заставил себя улыбнуться.
Сзади, на лестничной площадке, двое — высокий здоровяк с привычными «разговорами» на гимнастерке и светловолосый парень ростом пониже в «партизанской» форме Червонных казаков товарища Примакова. Знамение времени — буденовец и «червонец», давние соперники и противники, вместе смотрят в спину нового врага.
Поручик дернул щекой. Задергались, та-ва-рис-чи? То ли еще будет! Или не слыхали, что Красная армия — вроде редиски? А скоро и кожуру соскребем!
На нижней площадке пришлось остановиться. До назначенного времени еще четверть часа, значит, можно забежать в канцелярию, чтобы отдать бумаги по командировке, а можно и возле окна постоять. Вот оно, распахнутое, прямо на весеннюю арбатскую улицу.
