— Господин Калинин, вас устроит чек на полную сумму? Это может быть не совсем удобно, но если вы хотите сегодня…
— Ну? — подумал Краснов. — Давай, Миша. Чек на сорок миллионов — мечта, да и только. Глотай живца, мой старый друг, глотай!
— В принципе, да, — сказал Калинин. — Устроит, господа.
— Ну, вот, — подумал Краснов, откидываясь в кресле, — теперь все стало на свои места. Для себя, или для хозяина — это уже детали. Он не советовался ни с кем, не перезванивал никуда. Или широчайшие полномочия доверенного лица, или, Миша, это твоя доля. Деньги, за которые купили кровь твоих друзей. И наш бизнес. Большие, конечно, деньги, если для себя лично. А вот если для перспективы — вообще ничто. Такой бизнес стоил больше. Даже не на один порядок больше. Продешевил ты, друг ситцевый, продешевил. А на тебя, осторожного, это не похоже. Значит, есть что-то, о чем я не знаю. Что-то в довесок, что для тебя дороже денег. При твоем честолюбии — это может быть только власть, ничего более. Место министра в правительстве Кононенко, например. А если он пойдет выше, то и твои аппетиты будут больше. Не премьерское место, зачем оно тебе? Ты не хозяйственник-администратор, ты у нас — серый кардинал. Что- нибудь теневое, такое скрытое местечко, откуда ты мог бы дергать за ниточки. Ты же мастер теневых схем, правда, Миша?
Он на минуту отвлекся, уйдя в свои мысли, и пропустил часть разговора в кабинете Дитера. Впрочем — детали уже не имели значения. Дело было сделано — он услышал все, что надо было услышать. Калинин сказал все, что должен был сказать. Костя в очередной раз восхитился тонким расчетом Дитера и Франца, предугадавшим все, вплоть до времени завершения беседы, не говоря уж о ее результате.
Он потрогал конверт, лежащий в кармане пиджака. Чек на сорок миллионов долларов выписанный на доверительный фонд «Сильвано и Кристи». Наживка, которую только что сглотнул жадный карась, считавший себя хищной щукой.
Дитер отдавал распоряжения фройлян Габи, но Костя слушал в пол уха. Расписки, поручения — стандартные процедуры, бумажное оформление состоявшейся формальной договоренности. Мысленно, он уже готовился к разговору, который должен был состояться через два с небольшим часа. После того, как Калинин, а в этом Краснов уже не сомневался, опознает тело в морге полицейского управления.
— В девятнадцать часов, — сказал Франц. — К этому времени вы закончите все дела.
— Кстати, — спросил Дитер, — господин Калинин, каковы дальнейшие планы заинтересованных лиц по поводу вашего банка? Мы весьма озабочены последними событиями на вашей Родине.
— Сложно сказать, пока однозначного мнения нет, — сказал Калинин, — но, я надеюсь, что до ликвидации дело не дойдет. Возможно, что для выполнения обязательств банку придется продать ликвидные предприятия, как собственные, так и аффилированых с ним структур. И стать просто банком, каких на Украине тысячи. Так что размещение этих денег в трасте, вполне разумный ход при сегодняшнем положении. Они очень пригодятся в период санации.
Я думаю, что Константин Николаевич предвидел сложности, которые могли возникнуть, или был предупрежден, и пытался сформировать резервный фонд. Поэтому и был, э-э-э, как бы это сказать, слегка неадекватен в тот день. Отсюда и столь досадные ошибки. Так что, можно считать, что мы с вами выполняем его последнюю волю. Я не думаю, что Константин Николаевич был в какой-то мере причастен к тем, не совсем законным действиям, который ставятся нам в вину. Как юрист банка, я уверен, что все официальные операции, — он сделал ударение на слове «официальные», — были проведены в рамках действовавшего на тот момент законодательства. А то, что законы у нас не совершенны — это уже не наша вина. В любом случае, господа, если все кончится не очень печально, то я буду рад продолжить сотрудничество с вашим банком. Господин Краснов очень ценил ваши с ним взаимоотношения и ваше сотрудничество.
— Сука, — подумал Костя, цепенея от брезгливости. — Умная, грамотная, хитрая сука. И жадная, как все предатели и воры. Кому ты это рассказываешь?
— Нам приятно об этом слышать, — сказал Дитер. — Мы тоже высоко ценили партнерство с вашим банком, господин Калинин. И несколько удивлены событиями, которые происходят вокруг него. Можно даже сказать — чрезвычайно озабочены. И искренне надеемся, что досадное недоразумение будет улажено в ближайшее время.
— Вы собираетесь возглавить банк, господин Калинин? — спросил Франц и пояснил вопрос. — Насколько я понял, сейчас именно вы взяли руководство на себя.
— Нет, нет. Я, увы, не экономист и ориентируюсь только в юридических проблемах. Ну, еще, быть может, в схемах оптимизации. В той части, что касается урегулирования с законом. Не более.
— Я тоже не экономист, — возразил Штайнц. — Это не главное. Для этого есть специалисты. А вот администрирование — для системного банка это, пожалуй, важнее.
— Вы правы, герр Штайнц, но у меня более широкие интересы в области администрирования. Банк — это невероятно интересно, но …
— Я вас понимаю, — сказал Франц с едва заметной иронией, которую Краснов уловил даже при своем посредственном знании немецкого, но перевод Габи сгладил этот легкий смысловой акцент, — люди растут, интересы меняются…
— Можно сказать и так, — в интонации Калинина прозвучало самодовольство, он явно не мог удержаться, хотя, сколько Краснов его помнил, хвастуном никогда не был. — Банк на Украине и немецкий банк — очень разные вещи, поверьте.
Дитер смотрел на этого сравнительно немолодого человека, сидевшего напротив него, в кожаном кресле, с недопитым стаканом водки со льдом в руке, элегантного, с холодными рассудочными глазами, довольного собой и расслабленного. Отыгравшего эпизоды «горе от потери друга», «деловые переговоры о благе банка» и «перечисление средств в резервный фонд» — удачно, по его мнению, отыгравшего. Результативно. С максимальным эффектом. И не переставал удивляться беспечности Калинина, которая была бы к лицу победителю, но никак не опытному игроку во время играемой партии. За этим стояло отсутствие опыта, самодовольство, переоценка сил, но, возможно, это было результатом отыгранной и уже «взятой» партии куда более высокого уровня. Такое, иногда, тоже случается. В любом случае, на его месте Штайнц ждал бы сюрпризов. Не из трусости — по печальному опыту «другой» жизни.
Победа не бывает окончательной — это Дитер усвоил давно. Тот, кто начинает праздновать — легкая добыча для тех, кто умеет выжидать. Банк на Украине… Штайнц мысленно усмехнулся. Да только в растущей стране, не имеющей ни стабильных законов, ни жестких систем контроля за соблюдением уже существующих, в стране, пронизанной коррупционными связями и управляемой кланами, банк без истории, без прошлого, с начальным капиталом в жалкие 200 000 долларов, может за какие-нибудь пять-шесть лет стать сердцем мощнейшего, финансово-промышленного конгломерата. Ни в какой другой среде такой проект невозможен в принципе. Банк в Германии — финансовый механизм зарегламентированный от и до. Скучный и правильный, во всяком случае, снаружи. Действительно, две разные вещи — только смысловое ударение стоит не в том месте. Калинин не политик. Он слишком легко верит в собственную победу. Такие люди долго в политике не живут. И в прямом, и в переносном смысле.
Он опять улыбнулся украдкой. Своевременный вывод, однако. И, что главное, целиком и полностью справедливый.
— Тогда, — сказал Штайнц, вставая, что бы дать понять, что беседа закончена, — мы, несомненно, о вас еще услышим. Только в другом качестве.
— Надеюсь, — Калинин тоже поднялся. — Я очень благодарен вам за продуктивную беседу. Всего доброго, господин Штайнц. Господин Бильдхоффен, не прощаюсь. Мы с вами встречаемся в семь, не так ли?
— Естественно, — ответил Франц. — Фройлян Габи вызовет для вас банковский лимузин. Это очень неприятная обязанность, но что поделаешь, господин Калинин, все мы смертны.
Михаил Александрович, вспомнив, куда ему предстоит ехать, мгновенно стер с лица вальяжную, довольную улыбку. В глазах его появилась скорбь — легкое облачко, затмившее взор. О чуть склонил голову.
— Да, — сказал он, — это огромное горе, когда уходит такой человек. Но… Ничего не поделаешь. Спасибо за сочувствие. Спасибо, фройлян.
Краснов услышал шаги, потом Дитер позвал:
