бесшумно скользящие на фоне черного ночного неба. Тяжелые грузы ребятам были не по зубам, ими занимались другие спецы. Нужно было только указать квадрат, и в нужное время, за очень редким исключением, шелестя парашютным шелком, с неба опускались крепко сколоченные деревянные ящики. Там где был спрос, немедленно возникало предложение — и вопросы риска для чьей-то жизни в сравнении с деньгами не значили ровным счетом ничего.
«Вампиров» искали все — не было еще силовой структуры, которая не заявила о свой заинтересованности в прекращении их деятельности: их ловили, в них стреляли, но они, назло всем, продолжали работать и слабый ручеек людей, просачивающихся наружу без санкций властей, не иссякал.
Вовнутрь же людской поток вливался постоянно. Это были изгои, заключенные, диссиденты, бандиты и просто беглецы от всего и от всех. Их привозили и сбрасывали в Зону, как мусор — человеческий мусор на свалку. Это было дешевле и надежней, чем строить новые тюрьмы и ремонтировать старые. Это было дешевле, чем расстреливать и перевоспитывать. Это было удобно.
Конфедераты делали это тайком от западных союзников, а россияне и белорусы особо не стеснялись, с лихвой восполняя убыль среди жителей Зоны.
Все шло своим чередом, невероятное становилось привычным. Человек, вообще, удивительное существо, он привыкает ко всему.
Сергеев посмотрел на часы. Сумерки начали сгущаться, а до моста, по прибору, оставалось более часа ходу, если не менять размеренного темпа ходьбы. Задумавшись, он автоматически передал Молчуну функции ведущего и подстроился под его ритм шага. Мысли и воспоминания приглушили боль ушибов и заставили забыть об усталости, пусть на время.
Мягкий, подгнивший лист шуршал под ногами — других звуков не было слышно. Михаил принялся считать шаги, запоминая сотни. Когда он дошел до двух тысяч — стемнело окончательно. Влажный сумрак навалился на лес мгновенно, превратив испарения от пропитанной водой земли в фантасмагорические завитки жидковатого тумана.
Дальше идти без света было невозможно. Скрепя сердце, Сергеев надел налобный фонарик о пяти голубых светодиодах — мечта одинокого снайпера, а не фонарь — пошел первым, тщательно выбирая дорогу и поминутно сверяя с GPS направление. Заблудиться или дать кругаля на пару километров в условиях такой видимости было минутным делом.
К мосту они вышли на сорок минут позже расчетного времени, но ученый походной жизнью Сергеев, ночью к переправе не пошел, а, выбрав место для ночевки у корней старого, шишковатого вяза, решил дождаться утра. Они перекусили на скорую руку — вяленым мясом, сухарями и запили ужин пахнущей дезинфикатом водой. Молчун жестом показал, что он дежурит первым, и Сергеев без лишних возражений лег, свернувшись клубком, как еж, в ложбинке у корней, и тут же провалился в глубокий, как обморок, сон. До рассвета они по разу сменили друг друга, а когда утренний ветерок развеял низкий туман, подползли поближе, чтобы рассмотреть мост и его окрестности в бинокль.
Мост действительно был, карта не врала. Когда-то через него проходило шоссе — обычная однорядка с твердым покрытием. Теперь, конечно, дороги не было. На ее месте просматривались остатки пережеванного временем и дождями асфальта, вдавленный в почву щебень. И сам мост обрывался на второй опоре и снова возникал на противоположном берегу. Вместо среднего пролета зияла пустота. Из темной, медленной воды поломанными зубами торчали полуразрушенные сваи.
Но переправа, все-таки, была. Справа от моста, прямо на воде примостился дощатый понтон, обвешанный ржавыми двухсотлитровыми бочками из-под горючки. Понтон, конечно, так себе — даже пару тонн не выдержит, но пешком перейти можно.
Сергеев повел биноклем еще правее и замер от неожиданности. На полянке, возле моста, рядом с непонятной покосившейся конструкцией из досок, веток и проржавевших кусков металла, стояли три армейские палатки. А рядом, почти касаясь заиндевевшей травы лопастями несущего винта, приник к земле пузатый и уродливый вертолет охотников.
Глава 3
Что может быть хуже, чем телефонный звонок в полтретьего ночи? Только телефонный звонок без четверти три. Трель мобильника вырвала Сергеева из сладкого предутреннего сна, безжалостно, как рука хирурга-дантиста вырывает из десны больной зуб. И так же быстро.
Он оставил мобильный в кармане пиджака, в прихожей, но, хотя квартира была немаленькой, приглушенный тканью звонок, разорвавший ночную тишину Печерска, достиг его ушей мгновенно.
Вика, спавшая рядом, уткнувшись носом в его плечо, не проснулась, только застонала во сне, когда он осторожно отодвинулся, стараясь ее не побеспокоить.
Тревожная телефонная трель. Михаил терпеть не мог такие звонки. Они всегда предвещали плохие вести, или, по крайней мере, головную боль и проблемы.
На прежней работе — это означало бы, что где-то там, за тридевять земель или где-то тут, совсем рядом, срочно нужно вмешательство. И нет уже времени на сборы или сон, есть пять минут на умывание и одевание, и на то, чтобы ухватить спортивную сумку, а внизу уже урчит мотором микроавтобус «каравелла» с тонированными стеклами. И из ангара выкатывается толстобрюхий, заправленный по самые «помидоры» транспортник, в который сонная и злая дежурная команда таскает тяжелые деревянные ящики темно- зеленого цвета.
Сегодня уже никто никого в дорогу не позовет, кончилось время, но ощущение того, что ничего хорошего это пробуждение не сулит, было прописано в памяти на уровне рефлекса.
Он осторожно встал, ощутив ступнями прохладу паркета, и прошел в прихожую в полной темноте, не зажигая света, двигаясь уверенно и бесшумно, как кот. Выходя из спальни, он плотно прикрыл за собой дверь — пусть спит.
Тот, кто звонил, трубку вешать не собирался, наверное, считал гудки и ждал, пока Сергеев ответит на вызов.
— Алло, — сказал он в полголоса, проскальзывая на кухню и закрывая еще одну дверь, для лучшей звукоизоляции. — Слушаю.
— Алло, Миша, это ты? — сказал Блинчик, — Прости, что поздно.
— Не поздно, — сказал Сергеев, — рано.
— Прости, что рано, — согласился Блинов. — Тут такое дело, брат, — что поздно, что рано, все равно звонить надо. Ты с Викой?
— Да.
— Она спит?
— Нет, танцует.
— Я серьезно.
— Володя, — сказал Сергеев, — сейчас полтретьего ночи. Спит, конечно. И я спал.
— Прости, дружище, — сказал Блинов с извиняющейся интонацией, — прости. Просто, тут один человек хотел бы тебя видеть. Хороший человек.
— А утром нельзя, Блинчик? — сказал Сергеев, заранее зная, что услышит в ответ.
— Не получится, Умка. Я машину послал. Пока ты спустишься — она уже будет у подъезда.
— Я и сам мог. Моя машина внизу.
— Просто времени мало, а с мигалками — домчишься за полчаса.
— Ты хоть скажи — куда.
— В Борисполь, дружище, в аэропорт. Увидишь, будет сюрприз.
— Ох, Блинов, ты же знаешь, я не люблю сюрпризы.
— Такие — любишь. Только просьба — давай-ка без Вики, уж кто тут будет лишний, так это она!
— Хорошо, — согласился Михаил, — приеду один. Я и так не собирался ее будить. Ты бы хоть с вечера предупредил, что ли? Откуда у тебя такая страсть к ночным встречам?
— Се ля ви, — сказал Блинчик весело, с прононсом истинного парижанина, — я и сам люблю поспать,
