Ну, торгует твой старый друг Блинчик на пару с не менее старым другом Рашидом, чем-то запрещенным? И что? Пусть себе торгуют, чем хотят! Спрячь ты свои инстинкты охотничьей собаки куда подальше! Давно нет страны, которой ты присягал, давно нет дела, ради которого ты рисковал. Ты на пенсии. В отставке — не на запасном пути — в отставке! А, может быть, и не торгуют они ничем! Просто вызвали тебя, шизофреника, на рюмку чая, не корысти ради, а чтобы пообщаться. А ты — развел теории заговора. Самому-то не противно?
Но противно не было. Было любопытно. Сергеев даже ощутил давно забытый холод в затылке — верный признак заработавшей на всю катушку интуиции, чего не случалось давно. Эта пара фраз на фарси запустила в действие бездействовавший несколько лет механизм. Что поделаешь, ну, нравился ему Фирдоуси.
— Прибедняется, — заметил Блинчик, — земельные вопросы его шеф решает так, что весь Киев тихо млеет!
— Шеф и я — не одно и то же! — возразил Сергеев. — И ты, Вова, об этом знаешь. Я землей не торгую.
— И генерал не торгует. Он ее отчуждает и выделяет.
— Ладно, — согласился Михаил, — согласен. Считай, что договорились. Для друга — все что угодно! Тебе земля нужна, Рашид?
— Мне? — удивился Рахметуллоев. — Земля? Где? В Киеве?
— Хочешь в Киеве?
— Слушай, Умка, на кой мне земля в Киеве? Мне и в Душанбе она ни к чему? Если тебе надо — хочешь, я тебе колхоз подарю? Или два? Вместе с дехканами? Будешь баем!
— Вот что мне нравится, — заявил Блинчик гордо, — это то, что если закрыть глаза, то будто бы нет этих двадцати лет. А сидим мы с вами на интернатской даче, под Москвой, пьем чай с плюшками и болтаем ни о чем. За что предлагаю по семь грамм и употребить! Слушай-ка, дружище, принеси-ка еще коньячку. Видишь — заканчивается.
Официант расплылся в улыбке и исчез.
— Интересы в Украине у меня есть, — сказал Рашид, пригубив воды, — я этого не скрываю. Мы с Володей плодотворно работаем. И еще люди есть.
Блинчик поднял брови вверх, изобразив полное непонимание по поводу сказанного.
— Есть, есть еще партнеры… Но это разговор не на пять минут, — продолжил Рахметуллоев. — Я так дела не делаю. С друзьями о бизнесе надо говорить неспешно, за хорошим столом. Слушай, Блинчик, давайте встретимся у меня, сядем, поговорим. С кем еще делать деньги, как не со старыми друзьями. Я накрою достархан! Ты просто не понимаешь, Умка, что такое настоящий туркменский плов!
— А что такое настоящие туркменские женщины! — вмешался Блинчик. — Тысяча и одна ночь! Шехрезады!
— Не слушай ты этого развратника! — отмахнулся Рашид, улыбаясь с некоторым оттенком смущения, — Нет, я серьезно, ребята! Давайте ко мне гости, хоть на пару дней! Не пожалеете! Умка, ты как?
— Врасплох застал, — Сергеев развел руками. — А обязательно решать прямо сейчас?
— Давайте так, — предложил обильно потеющий Блинов, разливая по рюмкам принесенный официантом коньяк, — ты же все равно неделю будешь в разъездах? Так?
— Так, — подтвердил Рахметуллоев, — но это не вопрос!
— Через десять дней ты в Киев собирался прилететь?
— Собирался.
— Не вопрос. Прилетай. Посидим у меня, в Конче. Плов не обещаю, но если очень надо, будет такой, что все туркмены мира слюной захлебнуться. А вот хорошее застолье, водочку под шашлычок и вакханок в веночках под пиво, — тут Блинчик причмокнул полными губами, — за милую душу обеспечим.
Глаза его на доли секунды подернулись влажной поволокой, и Сергеев подумал, что если бы он взял Блинова в работу, то искать слабые места долго бы не пришлось. Женский вопрос у Владимира Анатольевича был одним большим слабым местом — на все тело. Или на всю голову, это как посмотреть.
— Там и о делах поговорим. Домовылысь? — закончил Блинчик.
Сергеев кивнул. Рашид тоже.
— Ну, вот и отлично! — сказал Блинчик. — Ну, что еще по семь грамм, чтобы ребятам летелось хорошо?
— Лучше за посадку, — попросил Рахметуллоев жалобно, — я каждый раз, как лечу, прошу Аллаха о милости. Не люблю самолеты, а летаю по пять раз в неделю! Работа — ничего не поделаешь! Слушай, Блинов! Может у тебя на примете какой-никакой приличный самолет есть? Что я летаю на разном дерьме? Упаду еще, не дай, Аллах, пропасть ни за что! Умка, погляди у себя, может, что в загашниках наскребешь? Пожалей друга!
В этот момент Хасан повернулся в пол-оборота, чтобы подняться, и Сергеев увидел, наконец, причину странного звучания его голоса. Когда-то, если судить по шраму, достаточно давно, бедуин получил пулю в шею. Причем, небольшого калибра, скорее всего, пистолетную. Пуля прошла навылет — правее кадыка, зацепив по дороге трахею и голосовые связки, но, на счастье араба, миновав артерию. Хреновое было ранение, если говорить честно. Миллиметр вправо, миллиметр влево — и все, пишите письма. Но повезло, только осип, а от этого не умирают. Интересный ты, Хасан, парень, с историей. И не всем, видать, ты нравился в живом состоянии.
Пока Хасан ходил в туалет успели выпить еще по одной, причем Рашид, пользуясь отсутствием своего восточного партнера, успел отметиться тоже, и тут же заел коньяк бутербродом из лимона и бастурмы.
— Кто он такой? — спросил Сергеев. Не то, чтобы он ожидал услышать правдивый ответ, но спросить, просто по логике событий, был обязан.
Рашид махнул рукой.
— Представитель фирмы из Ирана. Очень металлом интересуются. Покупают в Украине много. Большая торговая фирма. Он там шишка — то ли главный менеджер, то ли директор по закупкам. Володя нам помог с контрактом. С иранцами хорошо работать — много платят наличными. Мы в Днепропетровске были, в Кривом Рогу были — очень хорошие контракты.
В кармане у Рахметуллоева зазвонил мобильный, он извинился и вытащил трубку.
— Да, — сказал он в микрофон. — Да. Очень хорошо. Оба? Часа три, три с половиной? Будут встречать, конечно! Нет, нет… Сразу же и обратно. Все договорено — встреча, выгрузка. Проблем не будет. Да. Как договаривались.
Сергеев невольно отметил, что в телефонном разговоре из речи Рашида исчез куда-то напевный восточный говорок, придававший ему этакий оттенок сказочной провинциальности. Вместо мягких фраз с «раскачкой» голоса — жесткие интонации делового человека. Ничего лишнего. Маска «человека востока» — удобная, расслабляющая противника и максимально эффективная для нанесения coup de grace. Где вы, бесценный наш товарищ Сухов?
— Ну, вот, — сказал Рашид, вешая трубку. — Нам пора. Все хорошее быстро кончается.
И обратился на фарси к подошедшему арабу:
— Груз вылетел. Дело сделано.
В руках у Хасана тут же возник мобильник — он нажал кнопку набора, приложил телефон к уху и, через несколько секунд, кивнул головой в подтверждение, не произнеся в телефон ни слова.
— Что ж, — сказал Блинчик, — давай прощаться.
Попытка обняться в исполнении Блинова и Рахметуллоева могла бы смотреться, как отдельное шоу толстяков — Бенни Хилл просто отдыхал. Сергеев тоже был обласкан — теперь от Рашида пахло не только сладким одеколоном с ароматом кориандра и сандала, а еще и коньяком, но совсем слабенько.
— Ты не представляешь, как я рад видеть тебя, Умка, — выдохнул Рахметуллоев ему в ухо еле слышно. — Вставайте, граф, нас ждут великие дела!
— Кто знает, где кончается искренность и начинается игра? — подумал Михаил с неожиданной грустью. — Во всяком случае — не я.
— I’ll glad to see you again.