Стук в дверь вывел Твердова из дрёмы. Он протёр глаза и потянулся к замку двери.
– Прошу прощения, сударь, – сказал возникший на пороге проводник в путейском мундире нового образца, в руках он держал записную книжку с карандашом, – вы в какую очередь обедать изволите?
– Да хоть в первую, – буркнул Твердов. – А что в этом поезде обедают по записи?
– Точно так, по записи, – кивнул проводник. – В нашем поезде всего один вагон-ресторан, пассажиров как водится изрядно, поэтому… дабы избежать нежелательных конфузий, как говорится…
– Понятно. Запишите в первую.
– Хорошо. Тогда в час по полудню, – проводник сделал пометку и закрыл дверь.
____________________
* С двадцатых годов у штурмгренадёр остались 'пехотные' звания, тогда как с момента своего появления в начале тридцатых небесные гренадёры переняли 'кавалеристские'. Переняли их в двадцатые и бронеходчики, чей род оружия одно время считался логическим развитием кавалерии в условиях механизации войны.
____________________
Без пяти минут до назначенного срока Твердов уже стоял у дверного зеркала, наводя последний лоск на мундире. Ещё раз окинул себя взглядом. Сапоги начищены до зеркального блеска, галифе отутюжены, благо в стенном платяном шкафчике нашлись зажимы для них, воротник-стоечка подшит свежим подворотничком, наградная лента 'За Испанию' с цветами испанского флага ровно под 45 градусов между второй и третьей пуговицами кителя, слева на груди значок члена СОРМ, на рукаве воздушно-гренадёрский шеврон нового образца, кобура строго по уставу на три кулака справа от пряжки портупеи, ножны казачьего бебута, положенного небесным гренадёрам вместо сабли, на портупее слева, на рукояти бебута знак Анны 4-й степени, она же 'Клюква', да красный темляк на крестовине. Всё. Готов предстать пред обществом и дамами.
В вагоне-ресторане народ, как оказалось, уже давно собрался. Кого только не было. Студенты, притихшие за крайним столиком сразу у входа, степенные дамы, живо что-то обсуждающие в ожидании заказа, рабочие в демократических клетчатых пиджаках, много мундиров. Особенно полувоенных и особенно много было служащих Корпуса Лесничества и Корпуса Гражданской Обороны. Были тут и статские служащие невысоких рангов, и просто гражданские, одетые кто во что горазд. Такое пёстрое многообразие могло поразить ещё лет десять назад, теперь же когда общие вагоны были отменены за ненадобностью, а деление по классам на цвета было упразднено ещё в Гражданскую, народ абсолютно любого слоя мог позволить себе как минимум плацкарт.
Твердов замялся, мест на первый взгляд как будто не было. Но вот он заметил за дородным мужчиной в вицмундире школьного учителя некоторую брешь. Прошёл к середине вагона. У одного из столиков были свободны два места. Оставшиеся два были заняты бородачом в бело-сером свитере, тихо о чём-то говорящим с… Елисей внутренне подобрался. Обедать в обществе с генералом он никак не рассчитывал. Натура у него была такая, что он всегда по возможности сторонился высоких чинов, а уж когда в бригаду проверка приезжала, от этих самых чинов одна только головная боль.
Но ничего не попишешь, понял Твердов, сотворя, как говорили в детстве у него в поселении, морду кирпичом. Сотворил да рассматривая по пути генерала. Лицо жёсткое, черты заострённые, движения плавны и в то же время будто таили в себе силу. Мундир непривычен. Не покроем, а регалиями. Из защитного зелёного сукна, с золотыми погонами с двумя маленькими генерал-лейтенантскими звёздочками (2), расположенными, как это принято в русской армии, поперёк погон да на два пальца от края. Поверх вышитых золотой канителью зигзагов, вдоль погон присутствовал серебряный шитой вензель 'МА'. Красный шеврон на левом плече имел вышитую надпись 'Манжурская Армiя' и тоже вышитый золотом свастичный крест, являвшийся ещё с Гражданской символикой Омского и Читинского Военных Округов, а в Манжурской Армии появившийся в конце 1930-го во время войны с китайцами. Георгий 4-й степени, Суворов 2-й, значок РНС, корниловский знак в виде чёрного креста с белым кантом и с белым черепом с костями, который носят старые корниловцы с Гражданской, да ещё медаль 'Ледяной поход', да две жёлтые и одна красная нашивки. И как к такому подступиться? Однако… морду кирпичом!
– Вы позволите, господа? – встал у стола Твердов.
– Да, конечно, – махнул рукой человек в свитере, прерванный на полуслове.
– Присоединяйтесь, ротмистр, – кивнул генерал, окинув Твердова цепким взглядом.
Елисей занял свой стул и представился:
– Твердов Елисей Павлович, штабс-ротмистр Чистопольского воздушно-гренадёрского полка.
– Денисов, – кивнул собеседник генерала, – Андрей Андреевич. Кинооператор московской студии 'Русфильм'.
– Ну, будем знакомы, ротмистр, – улыбнулся генерал. – Авестьянов Григорий Александрович. Мы тут покамест спорчик вели… Так что с вашего позволения…
– Конечно, конечно, – смутился Твердов, начиная искать взглядом официанта.
– Откровенно говоря, режет слух, – продолжил прерванный спор Денисов. – Кругом, ну совершенно кругом, 'судари', 'господа'… У нас даже рабочие-осветители друг друга сударями называют.
– Сказать честно, не понимаю я вас, – заявил Авестьянов.
– Ну смотрите сами. Эту дурацкую послесловную 'с' как будто изжили. А то 'чего изволите-с' было… Но вот подходит ко мне наш директор и говорит: 'господин Денисов'. Какой я ему господин? Я совершенно против такого ко мне обращения.
– А что ж так? – генерал пожал плечами. – Напрасно… Мне вот, знаете ли, приятно обращаться к моим орёликам 'господин солдат'. Новый строевой устав считаю делом правильным. Ни к чему нам в новой России 'ваши благородья' и 'ваши превосходительства'. А солдатики, – он слегка улыбнулся, – они ведь и правда господа. Господа своей земли.
– Эка вы хватили! Я ведь не об этом.
Дальше слушать спор Твердов не стал, про себя решив, что этот бородач в свитере бывший красный. А может и нет, ну да чёрт с ним. Призрак братоубийства в России давно загнан в самые дальние закутки, а вот поди ж ты, нет-нет да всплывают отдельные отголоски.
Выбрав блюдо в 'демократично-поездном' меню, Елисей подозвал официанта.
– Чего изволите-с, господин офицер?
Твердову вдруг захотелось хохотнуть, очень уж к месту пришлись прозвучавшие слова. Но он сдержался. И краем глаза заметил улыбку генерала.
– Запечённую утку… – сказал Елисей. – Гарнирчик к нему… Картофель пюре, пожалуй, и горошка маринованного.
– Сей момент, – произнёс официант, записав заказ.
– Постойте, любезный, – обратился генерал, – а принесите-ка нам штоф(3) коньяку. Какой у вас тут имеется?
– Есть Голицынский, есть крымский…
– Остановимся на крымском, – Авестьянов поймал согласный кивок Денисова и посмотрел на Елисея. – Вы как, ротмистр? Не желаете присоединиться?
– Не откажусь… – ответил Твердов, совершенно не ожидая подобного оборота.
– Вот и славно… Итак, штоф коньяку и три рюмашки.
– Как изволите, – кивнул официант, удаляясь.
И только он ушёл, у столика появился молодой служащий Горно-инженерного Корпуса в скромном чине 12-го класса. Несмело улыбнулся, растянув незаматерелые ещё усики, помялся секунду и спросил:
– Господа, разрешите к вам присоединиться?
– С нашим удовольствием, – за всех ответил генерал и взялся представить инженеру всех сидящих.
– Тынчеров Сергей Степанович, – назвался инженер, усевшись подле Твердова.
– В Москву следуете? – спросил Авестьянов.
– Нет… По служебной надобности в Казани был, – ответил Тынчеров. – Теперь мне во Владимир. За седмицу надеюсь управиться. А там уже в Екатеринослав.
Официант сперва принёс коньяк и рюмки, после намёка на четвёртого клиента, принёс вместе с
