несчастью. Вор прислушался – тихо. Ну да, трепыхаться не будут, давеча утром и сам Квазимодо чувствовал себя куда как успокоенным.
Тюремщики ушли. Вор вытянулся на матраце, закинул руки за голову. Нужно отдыхать, пока есть возможность. Только что-то не сильно получается. Тихий звук сверлил уши. Совсем спятишь в этом блевотном замке – вчера у леди милостивой в объятиях все время гудение какое-то чудилось, как будто рой пчел в темном углу засел. Сегодня – мнится скулеж щенячий.
Квазимодо потрогал порез под глазом. Подсох, но ноет, зараза. Там ноет, здесь болит, а в некоторых местах себя совсем не чувствуешь. Ничего, завтра все кончится.
Тонкий жалобный звук мешал. Вор раздраженно прислушался – и правда что-то такое в уши как шило ввинчивается. Рыжий, что ли, скулит? Вроде оттуда звук идет.
Поколебавшись, Квазимодо выбрался из клетки. Тонкий звук прервался, снова возник. Вор прокрался по коридору. У клетки услышал шепот фуа. Кажется, ныряльщик успокаивал соседей.
– Что здесь у вас? – прошептал вор. Скулеж опять начался. Квазимодо сморщился – этак и не услышишь, если кто из тюремщиков неурочно нагрянуть вздумает. Что делается в клетке рыжих, разглядеть было невозможно, смутно виднелась лишь тень на матраце.
Вор переполз к клетке друга.
– Слушай, Ква, ради всех богов, принеси воды. Я от этого плача сейчас околею, – прошептал фуа.
– Я вам что, водонос? – оскорбился одноглазый парень. – Где я на всех воды напасусь? Еще этих двух дармоедов слезливых поить?
– Не двоих. На одного принеси, – прошептал Ныр.
– Доигрались, значит. Господам хоть весело было? – вздохнул вор.
Ногу полоснула боль. Квазимодо ахнул, отдернул неосмотрительно близко оказавшуюся к соседней клетке ногу.
– Ах ты, сука! Еще воды просит!
Ногти, больше похожие на звериные когти, еще раз скребанули пол и исчезли.
Вор плюнул за решетку:
– Что ж вы там, наверху, не царапались, не кусались?
В глубине тонко горестно заскулили. В тонком вибрирующем звуке было столько горя, что Квазимодо стало не по себе.
– Ква, ты не это… – прошептал фуа из своего загона. – Не злись. Их этой отравой накачали, но они быстро отходят. Ну и…
– Вижу, что быстро, аванку их в задницу, – прорычал вор. Глубокие царапины на лодыжке быстро наливались кровью. Скулеж еще болезненней ввинчивался в уши. Квазимодо еще раз сплюнул: – Эй, если не будешь царапаться, воды принесу.
Вор печально наблюдал, как исчезает вода. Часть содержимого выплеснулось еще при передаче миски сквозь узость решетки. Пленник, рыжий и растрепанный, жадно пил, обливая узкий подбородок. Из двух пленников уцелел незнакомый Квазимодо парнишка. Пылкий гордец, именовавший себя князем, сгинул где-то в господских покоях. Интересоваться, как обошлась с ним злая судьба, было, понятное дело, неуместно. Впрочем, Квазимодо о столь бесполезных и грустных вещах не задумывался, рассматривал лицо живого молодого пленника и раздумывал, можно ли с ним говорить серьезно. Острое лицо с маленьким курносым носом, мокрые глаза и щеки. Жадно лакая воду, пленник то и дело кидал на вора полные ненависти взгляды. Ногой брезгливо вытолкнул пустую миску в коридор.
Да, неблагодарное это рыжее племя. Квазимодо присел на корточки, держась от решетки на приличном расстоянии:
– Ненавидишь меня, рыжий? Небось придушил бы?
Фуа в своей клетке неуверенно засопел. Квазимодо не обратил на него внимания.
– Чего молчишь, рыжий?
Пленник молчал, скорчившись на тростниковой подстилке и обхватив себя за голые худые плечи.
– Онемел, что ли? – с досадой пробормотал вор. – Жаль, случая поболтать больше не представится.
– Что ты пристал, Ква? – прошептал фуа. – Не мучай. Тяжело ведь.
– Завтра еще тяжелее будет, – пообещал одноглазый парень. – А мучить я пока не хочу. Хотел спросить, что этот рыжий делать будет, если я камеру открою.
– Сначала твое горло, потом их, – протявкал-прорычал пленник.
– Опять горло? – обиделся вор. – Несерьезно. Ну и сиди здесь, дурачок.
Глаза рыжего блеснули золотистой ненавистью. Он припал к решетке, почти высунув нос в коридор.
– Головожоп лысый, шут. Если бы ты нам помог, вонючка сушеная, Той остался бы жив. Чтобы ты сдох позорнее его, бродяга гундосый. Ты ведь мог открыть нам дверь, парша облезлая.
– Да, ругаться ты умеешь. Послушай, я мог бы тогда попробовать открыть дверь, если бы твой дружок умел нормально разговаривать с возможными союзниками. И если бы мы договорились…
– Не смей называть Тоя дружком, трусливая шлюха. Ненавижу тебя, рабская морда. Коряга беззубая.
– Ты меня еще уродом одноглазым назови, – прошипел Квазимодо. – Недоумок рыжий.
Пленник оскалил многочисленные мелкие и, похоже, весьма острые зубы:
– Ненавижу. Раб. Предатель.
Квазимодо взял себя в руки:
– Да ненавидь сколько хочешь. Я вас не предавал, поскольку ничего вам не обещал. В последний раз спрашиваю: ты кого больше ненавидишь – меня одноглазого или лорда милостивого с леди прекрасной?
Рыжего пленника даже скрючило судорогой. Зашелестел тростник.
– Я бы их кишки по всему замку… – вибрирующе проурчал курносый парень.
– Вот это разговор, – пробормотал Квазимодо. – Значит, предлагаю сделку. Я тебе даю оружие и пробую выпустить из клетки. А ты меня слушаешься беспрекословно, пока из замка не выберемся. Там можешь идти на все четыре стороны, а если сильно будет свербеть, по-честному выясним, кто кого предавал. Как такие условия? Пойдут?
Пленник колебался лишь миг:
– Да. Пока в замке – ты командуешь. Клянусь.
Квазимодо поморщился. В клятвы он сроду не верил. Уж лучше расписки и векселя – их хоть по другому назначению использовать можно. Ну, сейчас один хрен.
– Жди. Сейчас оружие дам. – Вор подхватил миску и шмыгнул по коридору. Отдавать кухонный секач было жалко. Нож – еще жальче. Квазимодо решил расстаться с секачом. Нож – он хоть и ржавый, но все- таки привычнее.
Вор отнес новому союзнику древний «погубитель кур». Узкая ладонь метнулась из-за решетки, жадно ухватила растрескавшуюся рукоять секача. Через мгновение пленник обескураженно прошептал:
– Это что, оружие?
– А ты что думал, я тебе дарду[41] принесу? – поинтересовался Квазимодо. – Завтра весь замок в твоем распоряжении – хоть гномью сталь с гравировкой себе отвоевывай. Начнем после завтрака. Если кто из вас двоих сожрет что-нибудь или глоток воды сделает – я того в клетке забуду. Слышишь, Ныр? На свободе наедитесь.
Фуа промолчал, рыжий парень презрительно фыркнул. Ох, будет с ним хлопот.
День начался как обычно. Раздали завтрак. Обитатели камер безучастно принялись за еду. Квазимодо подождал, пока пока уйдут тюремщики. Теперь и у них, и у охраны время трапезничать. Вор быстро собрался. Широкие штаны пришлось подпоясать оторванной от набедренной повязки лентой. Вор спрятал на бедре нож. С таким «жутким» оружием наголо атаковать жестоко – противник со смеху помрет. Квазимодо окинул взглядом камеру – при любом раскладе вряд ли сюда вернешься. А матрац был неплох, да и одеяло хорошее.
– Не слопал чего лишнего? – прошептал вор, опускаясь на колени у клетки фуа.
