привередлив, слишком сильно пахнет свежескошенной травой после грозы, отсырелым лоскутным одеялом и бензиновым дымком с главной улицы.
И когда он все это сказал, и когда Сюзанна, вполне поняв его путаную речь, покраснела, и подошла к нему сзади, скорчившемуся на соломенном стуле, и обняла его голову, и прислонилась щекой к его седой шевелюре, - в окно веранды постучали, и из едва зародившейся после дождя звездной тьмы выступил прижатый к стеклу лик господина с бородкой, украшенный неуместной улыбкой от уха до уха. Оба они вздрогнули, и сначала Сюзанна не хотела открывать, но потом пожала плечами и пугливо пошла к дверям. Господин с бородкой сделал всего один шаг за порог, скептически втянул узкими ноздрями возмутительно домашний запах жареных грибов, остановился, не снимая серого плаща с поднятым воротником, не закрыв за собой непрочной двери, разделенной на застекленные квадраты.
- Мы с вами воспитанные люди, Коган, - сказал он, снимая шляпу, - и в ваше семейное счастье я влезать не намерен. Мне хочется, однако, задать несколько вопросов предмету, так сказать, спора. Вы позволите нам уединиться?
- Мне с тобой говорить не о чем, - сказала Сюзанна.
- Сердцу не прикажешь, - изрек господин с бородкой. - Хорошо, этот пункт программы отменяется, хотя я дорого бы дал за то, чтобы понять тебя, Сюзанна. Только на алименты, пожалуйста, не рассчитывай. Есть предел всякому благородству.
- Да что мне в твоем благородстве! - вскрикнула Сюзанна неприятным голосом. - Дай мне только развод, чтобы я могла скорее забыть весь этот семилетний кошмар. Я не враг тебе, мне ничего, ровным счетом ничего от тебя не нужно, только оставь нас в покое. Исчезни. Ты со своими капиталами любую живую душу можешь купить. Она будет на тебя молиться, ходить на приемы к твоим дельцам, одеваться, как куколка, духами обливаться. Ну?
- Хорошего ты обо мне мнения, - он вздохнул. - Как бы то ни было, даю тебе на размышление два месяца. До конца лета еще можешь вернуться, отпереть дверь своим ключом, войти в свою спальню, словно ничего не было. Если не передумаешь, то развод я тебе дам - и быстро, не беспокойся. Коган, вы намерены жениться на этой женщине? Впрочем, можете не отвечать. Вы же писатель. Вопросы быта, квартиры, гражданства, автомобиля, страховки и многого иного - слишком презренная для вас материя, тем более, что рука дающего еще не оскудела на социальное пособие.
- Вы унизить меня пришли, Хозяин?
- Помилуйте! Как я, сомнительный мелкий делец, могу унизить надежду отечественной словесности? Нет, не за этим я пришел, Коган. Я выполнил свое обещание.
- Не помню, - хрипло сказал Коган, вставая.
- Держите, - господин с бородкой протянул ему большой белый конверт, из тех, в каких бывают рождественские открытки. - И позвольте поздравить вас с осуществлением заветной мечты. Счастливого пути к поклонникам и поклонницам. Прощайте, Коган. До свидания, Сюзанна.
Хлопнув дверью так, что затряслась вся дощатая веранда, господин с бородкой вышел на улицу, где Гость ждал его в автомобиле. Истошного плача Сюзанны, не сразу увидавшей в уголке конверта золотой герб Отечества, он уже не услыхал - да и вряд ли был настолько злораден, чтобы им насладиться.
Глава седьмая
'Ну не простейшая ли тут арифметика, - уверенно говорил господин с бородкой своему клюющему носом пассажиру, - с одной стороны, не слишком милый я, а с другой - старый шут, к которому со вчерашнего вечера в виде довеска прилагаются все прелести Отечества, за которые она возненавидела меня. Я даже доволен. Интрижка рассосется, и женушка моя опомнится. Конечно, милуются, но ведь из-за чего? Зеленые холмы, понимаешь ли, всеобщее обожание, романтика, стишки...'
'Да,' - рассеянно сказал Гость.
'Правильно я поступил?'
'Бог знает.'
'По-моему, правильно. Поймал старого идиота на слове, а? Не надо забывать, что мы артисты жизни. Осточертело мне корчить из себя предпринимателя. Помнишь, как ты меня учил в свое время?'
'Ничто в жизни не должно быть самоцелью,' - усмехнулся Гость.
'Включая и сам этот принцип', - закончил за него Хозяин. - 'Кончим нынешнее дельце - это у самой границы - выправим тебе визы, и полетишь со мной в Европу. Париж, Женева, Рим. А? У меня ведь уже четыре года порядочного отпуска не было. Прогуляемся по берегу Сены, покопаешься в книжных развалах - забудешь все на свете. А хочешь - возьмем этот автомобиль и махнем по Федерации. Ты ведь даже в Новом Амстердаме не был, Господи помилуй.. Арифметика, - повторил он, - была у тебя одна шестая часть света, стало пять шестых. Мне тебя не хватало во всех этих местах. В Столице нельзя делиться странноведческими восторгами - завидуют, да и сам, признаться, чувствуешь неудобство, они-то в тюрьме, а ты на свободе. Ну и что? Каждому свое. Мы же с тобой не сиамские крестьяне. Мы родились для того, чтобы мир завоевывать. Покатаемся месяца три-четыре - ты себя не узнаешь. Конечно, Елизавету не вернуть, но и Сюзанна не вернется, - вдруг сказал он с неожиданной печалью, - может быть, пора отпустить ее. Иногда вся эта штука, которая называется любовью, кажется мне жуткой глупостью и издевкой.'
Горы сошли на нет. Размылись позади очертания гранитных и мраморных разломов. Заблестели на горизонте ртутные лужи озер. Идущая лесом боковая дорога была уже, чем шоссе, но такая же ровная, свежевымытая, змеящаяся, с кирпичиками домов-фургонов по обочинам, где сосны и дубы отступали в сторону. Метрах в ста за ними на той же скорости катил угловатый серебристый 'Плимут' с двумя седоками.
'Ничего не умеют строить в этой Федерации, - хмыкнул Хозяин. - Едет этот крайслеришка и думает, что он нам ровня. И не ведает, что нам от него оторваться - секундное дело.' - Он нажал на газ, и автомобиль, вдавив Гостя в кожаное сиденье, рванулся вперед так, что засвистело в ушах. - 'То-то же. Видишь? Тоже скорость набавляют. Как бы не так. Терпеть не могу, когда за мной тянется хвост. Потому и машина такая дорогая - чтобы в любой момент оторваться. Ты уже понял, что по аркадским законам я преступник? Не вздрагивай, ничего страшного. Мои заработки почти легальные, никакого шпионажа. Но с них же надо налог платить. Верно? Был такой случай в Городе, - он говорил быстро, с судорожным оживлением, - судили одного типа за контрабанду наркотиков. Ввез он их миллионов на пять, чтобы не соврать, ну и жил соответственно. Судили красавца, судили - и оправдали за недостатком улик. Само собой, кто же на него будет показывать. Пулю в живот получать никому не хочется. Вышел он из Дворца Юстиции ликующий, тут же его с розами встречают. Кстати, видишь еще один 'Крайслер'? Точно такой же, того же года. Сейчас мы и его обойдем. Усаживается он в свой 'Ламборгини', как положено. И тут сквозь толпу протискивается к нашему герою эдакий сморчок в синтетическом пиджачке и сует ему бумажонку. Так мол и так, вы, дескать, по суду оправданы, само собой. Однако вот у нас справочка из банка о ваших доходах. Столько-то и столько-то миллионов за четыре года. Так не потрудитесь ли все-таки заполнить декларацию, источник можете не указывать, нам все равно, а должок правительству, уж пожалуйста, заплатите, с процентами. По нашим оценкам, шепелявит, миллиона два с половиной. Обошли, - засмеялся он, - куда им до Европы. Ты не соскучился? Сейчас свернем на лесную дорогу - и в гостиницу. Господа ученые проводят семинар по электронной технике. Секретный, между прочим, семинар, а мы с тобой - случайные проезжие, заехали отобедать, и в ресторане за нехитрым бифштексом разговориться с одним давним моим знакомцем. И домой, в Аркадию нашу ненаглядную.'
Никого больше не обогнав, они выехали, наконец, из леса к трехэтажной гостинице, такой же деревянной, как односемейные домики повсеместно на Зеленых Холмах, однако же с колоннами, с алюминиевыми оконными рамами, выдававшими известный комфорт, с обширной застекленной верандой. В
