не было места; Иван был далек от мысли вводить его, что видно из того, что даже такой представитель олигархической аристократии, как Курбский, никогда не высказывался против периодических собраний по образцу 1550 года, считая их орудием административного судебного управления. Некоторые, как, например, автор известного политического памфлета «Беседа валаамских чудотворцев», предлагали ввести в обычное правило подобные совещания.
Однако новую попытку совещания с собором мы видим только в 1566 г. Как и раньше, собору была постановлена определенная цель: он должен был разобрать запутавшиеся отношения с Польшей. До нас дошел официальный список членов этого собора, Он состоял из 32 представителей высшего духовенства, 258 бояр и боярских детей, высших и низших должностных лиц, 9 земельных собственников, 53 московских купцов, 22 смоленских купцов или имеющих занятия в этом городе. Никаких следов участия других элементов населения мы не находим в этом списке. Это совещание «служилых людей» при участии некоторых компетентных специалистов. Польские отношения интересовали торговые круги и особенно пограничных купцов. Никаких намерений вернуться к вечевым порядкам или усвоить начала западноевропейского представительства не было. Мы знаем, что на Руси существовали
Старое вече отошло в область преданий. В политической и социальной организации московской державы не было основания для развития представительных начал, имевших место у других славянских и германских народов. Для перехода от вече к народному представительству здесь не было таких промежуточных форм, как съезды дворянства, magna consilia, Herrentage. Подобно боярской думе, земский собор явился видоизмененным старым русским обычаем. Русские князья совещались некогда со своей дружиной, на место которых впоследствии стали служилые люди. С расширением административной деятельности явилась необходимость в служебном представительстве. Всех служилых людей ведь нельзя было собрать в Москве. Правительство и прибегло к выборному началу для распределения служебных функций. С другой стороны, эти избранные представители служилого сословия оказались как бы его депутатами. Так и установился обычай созывать в столице совещания избранных должностных лиц. Задачей их было обсуждение очередных вопросов администрации или совместное решение каких-нибудь общих дел. Доступ на собрания определялся особой системой. Какова же была эта система? Производились ли выборы и в какой форме? Мы об этом ничего не знаем. Во всяком случае можно полагать, что должностные лица являлись на соборы только как представители администрации, и забота о социальных нуждах их не касалась. Они возвышали свой голос не как защитники каких-нибудь корпоративных групп, но как органа правления. Центральная власть призывала их, чтобы получить от них сведения и вручить им свои инструкции. Это все. Никакого действительного обсуждения вопросов не было. Даже в тех случаях, когда правительство делало вид, что спрашивает совета у собрания, оно в сущности только давало ему свои приказания.
О каких-либо политических правах этих мнимых представителей и их избирателей никогда не возникало существенного вопроса. Московское правительство иногда как бы заигрывало с соборами, пользуясь неопределенностью их положения. Ни одно из этих совещаний не оставило после себя следов законодательной работы и даже никакого самостоятельного решения. Переход князей с одного места на другое и связанный с этим неустойчивый характер русских учреждений мешал развитию корпоративных начал и образованию классов. Группировка разрозненных общественных сил поэтому сделалась задачей центральной власти, которая, естественно, не думала о правах народа, а заботилась главным образом о том, чтобы положить на него разного рода обязанности. Впоследствии в своем основании новый строй свелся к принципу повинности,
Историческое значение собора 1550 г. обусловливалось важностью забот, заставивших правительство прибегнуть к этому средству. За созывом собора последовали важные государственные мероприятия. Царь доказал, что он знает, какие язвы разъедают государственный организм. Он смелой рукой сорвал с них покров. Теперь ему оставалось для врачевания его применить лучшие средства, чем те, которыми пользовались до той поры. Уже следующий год открывает собой эру преобразований.
Глава вторая
Первые преобразования
Из среды образованного класса, в количественном отношении еще ничтожного при Иване IV, а в умственном мало развитого, но уже заинтересованного некоторыми политическими и социальными вопросами; из среды людей мыслящих, спорящих, пишущих, исходило два преобразовательных течения. Отправные их положения резко отличались друг от друга, но в конечных целях они сходились весьма близко. И то и другое направление выдвигало новые понятия и планы. Оба они были связаны с великим вопросом современности, с вопросом, касавшимся прав владения землей. Читатели уже знают, какую позицию в этом остром вопросе заняли последователи Нила Сорского и Вассиана Патрикеева. Новый толчок к развитию идей
В такой постановке земельный вопрос расширялся, затрагивал другие интересы и вызывал целый ряд новых требований. Если скопление земель в руках монастырей есть зло, то не будет ли таким же злом и раздача земель служилым людям, постепенный захват ее этими привилегированными элементами, неправды которых сам Иван недавно так изобличал? Ответом на этот вопрос явился новый памфлет, в форме послания царю. Автором его был Ивашко Пересветов, – собственное ли это имя или псевдоним, неизвестно.
Произведение Пересветова явилось настоящим обвинительным актом против служилого класса землевладельцев. По его словом, они волшебством и интригами приворожили сердце царя и заставляют его выполнять их волю. Они чрезвычайно разбогатели, обирая безжалостно разоренных крестьян. Они проводят