Иван Грозный

знаменитые «fillettes du roi», тяжелые цепи, в которые заковывали ноги узников, сажаемых в железные клетки. Были там и другие слуги, счета которых попадаются в книгах Его Величества под рубрикой «volupt (s»: столько-то, чтобы привезти из Дижона в Тур горожанку, понравившуюся королю, столько-то на покупку двух дюжин чижей.[53] Если Людовик XI и не превратил Плесси-ле-Тур в монастырь, то мы знаем, что он выстроил обитель по соседству для калабрийского монаха Франсуа де-Поль. Он также любил окружать себя «дурными людьми низкого происхождения». Чтобы рассеять грызущую тоску или прогнать страшные видения, он созывал со всех сторон людей, «играющих на тихих и нежных инструментах». «Но ничто его не могло развеселить», прибавляет летописец Сен-Дени.

После всенощной в Александровской слободе Иван отправлялся в свою опочивальню, где три слепых старика должны были усыплять его своими сказками. Кроме того, сидя у его изголовья, они, вероятно, оберегали его от ночных видений и избавляли от тяжелого одиночества. Днем государь имел другие развлечения. Не отправлялся ли он, как говорили, в застенок наслаждаться видом пыток, производимых по его приказанию? Не заменял ли он там палача? Не менялось ли тогда его мрачное и угрюмое лицо, не становился ли он веселее среди этих ужасов, не сливался ли его дикий хохот с криками жертвы? Все могло быть. Но государь развлекался и менее кровавыми играми скоморохов, фокусников и медвежатников. Их собирали для него без разбора по всем захолустьям. В новгородской летописи упоминается некий Субота Осетр, который сначала обругал и избил дьяка Даниила Бартенева, а потом спустил на него медведя с цепи. Медведь бежал за ним до самого приказа и привел в ужас целую толпу приказных, из которых многие попали в лапы разъяренного зверя. После этого случая медведя и его хозяина признали годными для царской службы. Они немедленно были отправлены в Александровскую слободу с целой ватагой скоморохов.

В слободе видную роль играли ручные и дикие медведи. Их заставляли представлять смешные сцены. С их помощью мистифицировали посетителей и пугали их. Часто травили ими не только собак, но и людей. Быть может, Горсей и не заслуживает полного доверия. Он рассказывает об одном ужасном случае, когда семь тучных монахов были обвинены в мятеже и приговорены к борьбе с шестью медведями. Они растерзали пять монахов и только шестой одолел своего противника. Гуаньино рассказывает, что, когда замерзала река и на льду собирался народ для гуляний, царь имел привычку выпускать на мирную толпу нескольких своих медведей. Единичный факт такого рода мог иметь место. Но своеобразная привычка царя могла помешать народу гулять на реке. В этом случае, как во многих других, летопись, очевидно, несколько преувеличила. Она подчеркнула особенности, которые принадлежали общим нравам той эпохи. Бой с медведями в то время считался обычным и любимым развлечением народа.

Помимо всяких легенд, Александровская слобода оставила воспоминания, довольно оскорбительные для нравственности. Молитвенные обряды там сменялись пирами, превращавшимися в оргии. В жизни Грозного женщина всегда занимала видное место. Вполне возможно, что даже опричники служили для удовлетворения таких наклонностей и вкусов его страстной и неумеренной природы, которых, по-видимому, не могли ослабить в нем ни старость, ни болезни. Возможно, что этот привычный разврат принимал иногда самые отвратительные и жестокие формы. Мы допускаем, что летописцы давали большой простор своей фантазии, изображая, например, как Скуратовы и Басмановы в исступлении садизма заставляли крестьянских девушек голыми гоняться за курами и пронзали их стрелами… Впрочем, в то время даже настоящие монастыри часто походили на вертепы разврата. Не трудно представить, что происходило у Александровских «иноков». Сам игумен – царь – мог служить живым примером разврата. Он успел удалить от себя трех или четырех жен. Со времени смерти Анастасии семейная жизнь его не представляла ничего поучительного. Однако, как же согласовать эту распущенность царя с его постоянным стремлением вступать в новые брачные союзы? По-видимому, это совершенно противоречит ходячим легендам о целых толпах женщин, будто бы приводимых в Александровскую слободу, или о гареме, повсюду сопровождавшем царя в его поездках. Иван был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов. Если он и стремился обладать женщиной, то только как законный муж. Поэтому он часто комично прикрывал свои вожделения обрядом церковного брака.

III. Семейная жизнь Ивана

Второй раз Иван женился в 1561 г. на полудикой черкешенке Темрюковне, названной при крещении Марией. Умерла она в 1569 г. О ней ходила молва, что она была так же распущена по своим нравам, как и жестока по природе. Через два года после ее смерти Иван избрал себе в жены дочь простого новгородского купца Марфу Васильевну Собакину. Она прожила после свадьбы всего лишь две недели. Царь уверял, что ее отравили раньше, чем она стала его женой, т. е. она умерла девственницей. Этим царь хотел оправдать свое намерение вступить в четвертый брак, о котором он стал думать немедленно после смерти Марфы. Церковные правила препятствовали царю осуществить его намерение. Он стал доказывать необходимость для себя нового союза, утверждая, что у него отравили одну за другой три жены, и говорил, что после смерти второй супруги он уже был готов сам уйти в монастырь. Только заботы о воспитании детей и о своем государстве, где он должен был по его словам «защищать веру христианскую», удержали и теперь удерживают в мире. Он должен избрать себе подругу, чтобы «избежать греха». Церковь уступила настоятельным просьбам царя. Она только наложила эпитимии на этого неукротимого жениха. В 1572 г. он повел к алтарю дочь одного из своих придворных вельмож, Анну Колтовскую. Через три года он заточил ее в монастырь. Предлогом к этому послужило предъявленное к царице обвинение в заговоре против царя. Развод сопровождался рядом казней, совершенно истребивших семью царицы. Анна прожила в Тихвине до 1626 г. под именем инокини Дарьи.

После этого царь приблизил одну за другой двух наложниц – Анну Васильчикову и Василису Мелентьеву. Обе они признавались его супругами, хотя для сожительства с ними он испросил только разрешения своего духовника, понимавшего, очевидно, что для такого человека, как Иван, нужно изобретать более эластичные правила. Вокруг обеих наложниц царя создалась масса легенд. Судьба их вдохновила многих поэтов и романистов. В одной известной драме Островский выводит обеих героинь и противопоставляет их друг другу. Он изображает их соперничество из-за сердца Грозного. Может быть, здесь много фантастического элемента, но автор действительно воскрешает ту среду, в которой жили и страдали эти женщины. Автор делает Василису служанкой Анны, которая с ужасом видит, что ее соперница займет ее место в сердце царя, и говорит ей:
«Мне страшно здесь, мне душно, неприветно
Душе моей; и царь со мной не ласков,
И слуги смотрят исподлобья. Слышны
Издалека мне царские потехи,
Веселья шум, – на миг дворец унылый
И песнями, и смехом огласится;
Потом опять глухая тишь, как будто
Все вымерло, лишь только по углам,
По терему о казнях шепчут. Нечем
Души согреть. Жена царю по плоти,
По сердцу я чужая. Он мне страшен!
Он страшен мне и гневный, и веселый,
В кругу своих потешников развратных
За срамными речами и делами.
Любви его не знаю я, ни разу
Не подарил он часом дорогим
Жену свою, про горе и про радость
Ни разу он не спрашивал. Как зверь,
Ласкается ко мне, без слов любовных,
А что в душе моей, того не спросит»…

Быть может, Островский остается историком и тогда, когда изображает Ивана наедине с Василисой уже после того, как она формально была приближена к царю. Грозный уже пресытился и хочет ее бросить. Василиса удерживает его. Ей страшно. Она говорит о мертвецах, стоящих между ними. Ее ужас передается самому царю. Василиса просит развлечь ее. Царь отвечает, что он здесь не для забавы. Она зябнет. Иван уже держит в руке кинжал, готовый поразить ее, но, по ее знаку, снимает с себя кафтан и кутает ей ноги. Василиса хочет, чтобы Иван назвал ее царицей. Тот возмущается: «Какая ты царица? Разве я венчался с тобой, возлагал на твою голову корону?» Но она отвечает: «Зачем ты споришь с глупой женщиной? Плюнь на нее и делай то, что она хочет». Грозный и на этот раз покоряется. Она заснула. Тогда он был уверен, что она больше не слышит его, он начинает говорить ей о своей любви. Он, отваживавшийся на все, не смел ей раньше этого сказать.

Нам ничего неизвестно о причинах немилости, постигшей обеих возлюбленных царя. Быть может, Островский опять угадал это, вложив в его уста следующие слова, обращенные к Васильчиковой: «Ты похудела, я не люблю худых»…

По преданию, в 1573 г. на смену Василисе явилась новая любовница царя, Мария Долгорукая. Однако после первой же ночи Иван бросил ее. Одни говорят, что Грозный заподозрил ее в любви к другому. Другие же утверждают, что она оказалась уже лишенной девственности. Так или иначе, а Долгорукая погибла: ее