– Я не знаю.
– Но ведь он, по твоим словам, бывает у тебя, - удивился он.
– Да, и часто. Но когда он приходит, то принимает вид Tangata manu. Так что никто не знает, как он выглядит в действительности.
– А что, его настоящий облик не похож на Tangata manu? Разве он не “человек-птица”?
– Но Tangata manu не может летать на своих крыльях, а мой Аку-Аку летает…
– Ну и на чем же он летает?
– На шарах. На прозрачных шарах… Ты что, проспал вчера?…
Несмотря на бедность своего словарного запаса, старуха изъяснялась совершенно четко, но говорила сплошными загадками. Этнограф не сразу понял смысл ее замечания.
– Ты говоришь о светящихся шарах, которые?…
– Да, конечно. А про пояс ты не забудешь?
Он нетерпеливо пообещал не забыть и, оценив комичность ситуации, снова спросил:
– Можешь описать мне твоего Аку-Аку?
– Он большой. Очень большой, - сказала она, подняв руки над головой. - У него хороший клюв. Это очень красивый Tangata manu.
Этнограф проверил, работает ли магнитофон, и продолжал расспрашивать:
– А как ты его называешь?
– Этого я не могу тебе сказать, это - табу.
– Ну хорошо. А скажи тогда, он приходит к тебе каждый раз, когда ты его позовешь?
– Нет. Но вот уже десять дней как он приходит часто, даже когда я его не зову. Он был у меня сегодня вечером. Разве вы не встретили его?
Они отрицательно покачали головами перед этой святой простотой.
– Скажи, пожалуйста, а разве сегодня вечером… не табу то, что ты нам рассказываешь?
– Он сказал мне, чтобы я правду отвечала extranjeros, и тогда у меня будет “хороший шанс”.
– Он так прямо тебе и сказал? - удивился этнограф. - Разве он знает, зачем мы на Te Pito o te Henua?
– Да. Вы ищете ронго-ронго.
Христиан достойно выдержал этот удар и спокойно выложил на стол три увеличенные фотографии ронго-ронго, обнаруженных в пещере на Моту-Нуи. Тюпютахи долго рассматривала снимки, поворачивая их и так и эдак, потом положила перед собой поудобнее и начала петь вибрирующим голосом.
Этнограф и учительница раскрыли рты. Каким образом старуха могла понимать значение этих идеограмм, отличающихся от известных ронго-ронго на дереве? Ведь только те она и могла знать?
Песня ее была ни на полинезийском, ни на диалекте, которым пользуются жители острова Пасхи. Это было что-то другое, хотя и попадались отдельные полинезийские слова.
– Ну вот, - закончила она, спев выбранные Христианом наугад образцы.
– И ты понимаешь эти ронго-ронго? Ты действительно понимаешь их смысл?
– Да. Мой Аку-Аку вложил его в мою голову.
– В твою голову? - переспросила учительница.
– Да. С помощью такой штуки, - она изобразила пальцами прямоугольник. - Это заблестело и вошло мне в голову. Это легко. Это приятно. Это теперь поет в моей голове.
Маева бросила вопросительный взгляд на Денуае, а тот, чтобы старуха не поняла, ответил ей по- французски:
– Существо показывало Тюпютахи что-то вроде светящегося прямоугольника. Ты в этот момент, испугавшись, пряталась за скалой. Объект испускал голубоватое свечение и, казалось, загипнотизировал старуху. После ощущений, которые она нам сейчас столь наивно описала, можно предположить, что речь идет о каком-то гипнографическом аппарате, об инструменте, способном зафиксировать в ее мозгу песни и даже, может быть, смысл ронго-ронго, найденных нами на острове. Удивительнейшая вещь!
– А ты можешь пересказать нам смысл песни? - обратился он к аборигенке.
– Здесь говорится о каких-то великих делах, - предупредила она, прежде чем переводить идеограмму, а затем начала:
– Т’RUV поднялся очень высоко. Дома упали. Т’RUV все поднимался, а дома опускались вместе с холмами. M’houn ушел вместе с Bagivma; другие были мертвы. Живые пошли к большой земле в сторону восхода, к земле, где жили маленькие дикие люди. Новая жизнь началась для этих M’houn, но затем Т’RUV покрыл горы. Все.
– Спасибо, Тюпютахи. Конечно, - вздохнул этнограф, - все это очень интересно, но позволь спросить тебя об этом исходе. И вообще, кто были эти “M’houn”?
– Люди, - ответила старуха. - Люди, немного похожие на Tangata manu.
– А T’ruv, это Tirouvi? То есть “потоп”? - спросила учительница, которая, конечно, поняла это полинезийское слово.
– Итак, - констатировал Христиан, -эта история начинает приобретать более четкую форму. “Холмы опускались…” Может, там сказано, что их поглощал потоп? Или они опустились в связи с геологическим катаклизмом? Продолжай, Тюпютахи…
– Bagivma, - продолжала старуха, - это шары, которые летают.
– Светящиеся шары? - удивленно воскликнул Денуае. - Но как этот древний текст может сообщать об аппаратах, способных переносить по воздуху людей, пусть даже и отличных от нас, но все же современников потопа?!
– Ты просил меня объяснить ронго-ронго, я тебе и объясняю. Дай мне другие, и я тебе их пропою.
– Завтра я тебе принесу фотографии многих ронго-ронго. Ты можешь держать их у себя столько, сколько нужно, чтобы перевести. А, кстати, твой Аку-Аку придет завтра?
– Manana? Guien sabe? Он приходит, когда захочет.
– Если вдруг он придет, скажи ему, что я хотел бы с ним встретиться, - проговорил он после короткого колебания.
Учительница, услышав эти слова, беспокойно вздрогнула. А старая полинезийка отрицательно помотала головой, не выказывая никакого удивления.
– Он не хочет тебя видеть. Может быть, позже. Он мне сказал об этом перед тем, как ушел.
– Любопытно, - пробормотал этнограф, как бы про себя. - А ты понимаешь, что он говорит? Кстати, на полинезийском или на… современном языке? Или на каких-нибудь других языках?
– Конечно, я его понимаю. Несколько раз разговаривала с ним на испанском. А однажды он принес книги, разложил их на столе, пока мы разговаривали. Они были в сумке из стекла.
– Как это из стекла? Ты хочешь сказать - в прозрачной сумке?
– Да. Но она была закрытая и мокрая. Он разрешил мне их посмотреть. Там были картинки - большие дома, люди, огромные джипы, еще больше, чем у губернатора.
Этнограф нарисовал грузовик в блокноте.
– Такие?
– Да. Такие джипы. А в одной книге были цветные рисунки. Он сказал, что это Рапа-Нуи, но очень маленький, - с пренебрежением проговорила она. - Было еще много других рисунков.
– Может быть, это был атлас? - удивленно спросила Маева. - Где же он взял эти книги?
Старуха усмехнулась своими тонкими губами.
– Он сказал, что… украл их на других островах. Он очень сильный, мой Аку-Аку, - с восхищением уточнила она. - А теперь я устала и хочу спать… - закончила Тюпютахи без перехода.
Этнограф поднялся.
– Завтра мы принесем тебе много фотографий ронго-ронго.
– А подарок?
– И подарок, - пообещал он.
Шаги этнографа и учительницы мало-помалу затихли на склоне Рано Као, и тогда из-за одного обломка
