Охваченный жгучей ревностью, я спросил:
– Неужели Синан обнаружил склонность к тебе? И не томительно ли тянется время, которое проводишь ты в праздности, каковая есть мать всех пороков? О, Джулия, не хотел бы я, чтобы ты впала в грех!
Джулия подняла вуаль, рассеянно дотронулась до щеки и сказала:
– У меня есть все основания считать, что господин мой ко мне благосклонен, ибо он часто зовет меня, к себе и велит мне смотреть на блюдо, полное песка, а также чертить пальцем линии на этом песке. Но страсть, что питает Синан ко мне, он пока скрывает, чтобы не огорчать своих жен, которые ревниво следят за ним и охраняют таким образом мою честь.
– О Аллах! – в изумлении вскричал я. – Зачем Синану нужно, чтобы ты чертила пальцем линии на песке?
– А я откуда знаю? – честно ответила Джулия. – Но ему это явно нравится. А может, это лишь предлог, чтобы послать за мной и любоваться моей красотой? Ведь я же прекрасна, как луна, а очи мои – словно разноцветные драгоценные камни.
И в тот же миг у меня за спиной раздалось хихиканье. Еврей Синай отодвинул занавеску и шагнул вперед, ибо, даже зажав рот ладонью, он не мог больше удержаться от смеха. За Синаном семенил евнух: Марджан, озабоченно потирая руки. Я решил, что пробил мой последний час: ведь я осмелился говорить с Джулией, а она открыла передо мной лицо, что мусульмане считают за великий грех. И охватил меня страх, но, желая защитить Джулию, я сказал:
– Господин мой, покарай меня, Ибо в том, что случилось, нет ее вины. Это я первый заговорил с ней. Но мы не сделали ничего плохого, лишь превозносили твою мудрость и доброту.
Еврей Синан расхохотался еще громче, показывая свои гнилые зубы. А потом изрек:
– Я своими ушами слышал, как ты восхвалял меня. Так поднимись же из грязи, Микаэль, и ничего не бойся. Ты же сам уверял меня, что ты – лекарь, а стало быть, нет греха в том, что рабыня открыла перед тобой лицо. Но покончим с этой пустой болтовней. Следуй за мной, ибо пришло нам время поговорить серьезно. Я хочу показать тебя твоему будущему господину, которого ты должен слушаться.
Услышав эти слова, я оцепенел в тревоге и, не задумываясь, вскричал:
– Лучше накажи меня, господин мой, но только не отсылай от себя! Ибо жестокая судьба научила меня, что в жизни все всегда меняется лишь к худшему!
Но Синан удалился, не обратив внимания на мой вопль отчаяния, а Марджан произнес:
– Не забывай, что ты – раб. Твой господин уже подарил тебя новому хозяину. Его зовут Абу эль-Касим, и он – торговец благовониями из Алжира, да будет город сей проклят Аллахом.
Сердце мое в испуге подпрыгнуло, и ощутил я великую боль. Но евнух Марджан велел поторопиться, и мне пришлось послушаться его, так что я поспешил за Синаном, чтобы увидеть своего нового хозяина.
Покорно опустив глаза, вошел я в покои Синана. Тот милостиво обратился ко мне, приказав сесть. Я поднял глаза и оцепенел от изумления: напротив меня на пуховой подушке расположился маленький, похожий на обезьяну мужчина в драном халате. Выглядел этот человек весьма подозрительно, и когда он посмотрел на меня своими обезьяньими глазками, я почувствовал, что ничего хорошего меня не ждет. И я бросил умоляющий взгляд на еврея Синана, но тот с усмешкой заявил:
– Это – твой новый господин, Абу эль-Касим. Он – человек бедный и едва сводит концы с концами, торгуя дешевыми благовониями, которые выдает за дорогую амбру, разбавляя розовое масло и продавая женщинам за гроши дрянную тушь для ресниц. Но он обещал каждый день в Алжире посылать тебя в медресе при мечети, чтобы ты внимал там словам великих мудрецов и быстро освоил таким образом язык, а также узнал три основы ислама – законы, обычаи и истинное учение.
Я не осмелился возражать ему, поскольку он уже принял решение. И я лишь покорно склонил голову.
Абу эль-Касим с сомнением смотрел на меня, часто моргая. Потом он произнес:
– Мне сказали, что ты – лекарь и хорошо знаешь христианские снадобья?
И когда я кивнул головой, он продолжил:
– Во имя Аллаха всемилостивейшего и милосердного! Чтобы спастись от подлых наветов злых людей, мне пришлось пуститься в трудное и опасное путешествие, во время которого у меня заболел желудок. Ты можешь исцелить меня?
На лице его появилась такая неприятная улыбка и выглядел он столь отталкивающе, что у меня не было ни малейшего желания осматривать его и лечить его недуги. Но долг вынуждал меня оказать ему помощь. И я попросил:
– Покажи мне язык! Испражнялся ли ты сегодня – и как? Дай мне посчитать твой пульс и ощупать живот, и я скажу, какое снадобье тебе нужно.
Абу эль-Касим все еще держался руками за живот.
– Вижу, ты разбираешься в своем деле, – промолвил он. – Верю в это и ничуть не сомневаюсь в твоих талантах. Но лучшее лекарство для моего желудка – это доброе вино, и употребление его не будет считаться грехом, если я выпью по совету врача и исключительно для здоровья.
Я внимательно посмотрел на него, спрашивая себя в душе, не хотел ли он просто испытать меня. Но тут и еврей Синан схватился руками за живот и застонал.
– О, проклятый Абу эль-Касим, ты принес в мой дом заразную болезнь, ибо и я чувствую ужасные рези! Внутренности мои сжигает адский огонь, и только то чудодейственное снадобье, о котором ты говорил, может умерить мои страдания. У меня, слава Аллаху, есть тут случайно кувшин вина, который подарил мне когда-то один капитан. Я не мог оскорбить его, отказавшись принять подарок. И я спрятал этот кувшин, чтобы не вводить никого во искушение. Но тебе, Микаэль, мы доверяем. Так что сломай печать, попробуй вино, понюхай его и скажи, может ли оно излечить наши недуги. И тогда мы не совершим греха, пригубив этот напиток. К тому же мы сделаем это тайно, в четырех стенах моих покоев, и никто об этом никогда не узнает.
Оба лицемера умоляюще смотрели на меня, словно я был их господином, а не рабом. Что мне
