Марцелов знал весь город. И если уж приходится лицезреть такое изобилие, значит, Венцель задумал нечто необыкновенное.
Вскоре пришел и настоятель Кафедрального собора отец Вельгус.
Первосвященник города тоже с недоумением посмотрел на роскошно накрытый во время поста стол, но ничего не сказал. По-видимому, утренняя служба в соборе отняла у него много сил и он был дьявольски голоден. Впрочем, в последнее время особого рвения на ниве богослужения, отличавшего святого отца в первые месяцы, заметно поубавилось. Это и понятно. У епископа он не имел таких подношений и услуг, как в этом городе. Он даже поправился, и морщины на его лице стали уже не столь глубоки.
Чуть с опозданием, но спешным шагом вошли судья Перкель и старейшина цеха кузнецов Андрес Офман, огромный, как гора.
Каждого из пришедших Венцель Марцел встречал со счастливой улыбкой на губах и лично усаживал за стол. Когда все гости были за столом, хозяин дома обратился к отцу Вельгусу:
— Святой отец, благословите наш стол.
Священник встал и вновь с сомнением осмотрел накрытый стол.
Большая парующая супница с бульоном, приправленным белыми грибами и мелко рубленными овощами. Овощное пюре из протертых моркови, лука, яблок и груш с мукой и яйцами. Порезанная на куски твердая пшеничная каша. Десяток норвежских селедок, истекающих жирной слезой. Ломти ржаного хлеба. Все это по Писанию и с благословения Церкви. А вот насчет сыра мягкого и твердого, рыбной каши, искусно напиханной в рыбью кожу и отваренной и слегка поджаренной, меда и белого пшеничного хлеба можно было бы и поспорить. Особенно о двух кувшинах, в которые, несомненно, было налито вино и крепкое черное пиво. К тому же перед каждым гостем стояли красивые кружки из белой обожженной глины.
Но с каждым из гостей святой отец уже сиживал за столом, причем не единожды. К тому же они были добрые христиане, всегда посещали церковную службу и исповедовались.
Отец Вельгус наскоро прочитал молитву и широко перекрестил стол. Он же первый опустил оловянную ложку в посудину и испробовал вкусного горячего грибного супа. Затем он с удовольствием заметил, что перед каждым из гостей лежит ложка и нет необходимости обтирать эту ложку и передавать ее другому. Богат дом у Венцеля Марцела. Да и кружки такие красивые.
Повертев в руке кружку, святой отец тем самым благословил трапезу. И тут же служанка разлила душистое и ароматное вино.
— Кровь Христова. — Кивнув, отец Вельгус сделал большой глоток.
Когда стол почти опустел, а в кувшинах показалось дно, Венцель Марцел сказал:
— Вот и потрудились мы во славу Господу и на пользу своим животам. Голод нам сегодня не страшен.
Гости тихо рассмеялись, осторожно поглядывая на святого отца. Тот прищелкнул языком и, запустив пальцы глубоко в горло, достал рыбную косточку.
— Голод — одна из кар за первородный грех. Человек был сотворен, чтобы жить не трудясь, пожелай он этого. Но после грехопадения он мог искупить свой грех только трудом… Бог, стало быть, внушил ему чувство голода, дабы он трудился под принуждением этой необходимости и вновь обратился таким путем к вещам вечным — божественным. Так что голод человеку полезен и даже нужен.
Венцель Марцел поклонился отцу Вельгусу за мудрые слова и продолжил:
— Истина в ваших словах, святой отец. Так обратимся же к вечному посредством тяжкого и постоянного труда…
Отец Вельгус икнул и, высоко подняв палец, назидательно промолвил:
— Труд имеет четыре цели. Во-первых, он должен давать пропитание; во-вторых, должен изгонять праздность — источник многих зол; в-третьих, должен обуздывать похоть, умерщвляя плоть; в-четвертых, он позволяет творить милостыни…
Священник еще не отошел от воскресной проповеди, а в его животе разлилось приятное тепло от выпитого вина и крепкого пива.
Присутствующие за столом согласно закивали. Дольше всех кивал хозяин дома.
Выдержав паузу, Венцель Марцел промолвил:
— После долгих лет раздумий я хотел бы сказать вам следующее. Во благо Господа и нашего города я готов предложить Витинбургу большую работу, которая обогатит и сделает счастливым каждого его жителя…
С удовольствием заметив внимание и интерес в обращенных к нему взглядах гостей, Венцель Марцел подробно изложил все, что он всю неделю записывал на листках бумаги.
Когда он закончил, присутствующие еще долго не решались сказать хотя бы слово. Первым прервал тишину отец Вельгус:
— Бог и Церковь благословят этот тяжкий труд. Собор еще не достроен, а уже нуждается в ремонте и в материалах для него. Да и два колокола нужно перелить. Хотя в последнее время пожертвование добрых мирян возросли, но… Этого недостаточно. А вы, достопочтенный Венцель Марцел, утверждаете, что от этой лесопильни и прочего для нужд Церкви будут поступать щедрые пожертвования?
— Более чем щедрые, — ответил бюргермейстер и улыбнулся.
— И каждый цех получит множество заказов? — ладонью вытирая пот на лице, спросил старейшина кузнецов.
— В первую очередь и по большей части именно кузнецы. Ведь машинам нужны железные детали. А еще лопаты, топоры, буравчики, кирки и… Очень много нужно.
— И на все это потребуется немало серебра и золота. А еще — оплачивать труд многих людей. — Отто Штуфер с сомнением покачал головой. — Где же столько набраться?
— Дядюшка, если начать земельные работы ранней весной, то многие селяне придут работать за хлеб и кашу. К тому времени они уже съедят свои запасы и будут согласны на все, лишь бы не голодать, — улыбаясь, ответил вместо бюргермейстера молодой лекарь.
— Может, и так, — сказал все еще сомневающийся купец. — Но достаточно ли у города этого хлеба и каши? И еще. Железо все равно денег стоит, как и многое другое.
Венцель Марцел согласно кивнул.
— Благодаря Господу и удачным торговым дням осени и начала зимы в амбарах города собран запас зерна. Не так уж и много, но достаточно. К тому же, я думаю, нам помогут ганзейские купцы.
— Помогут ли? — неуверенно произнес Отто Штуфер.
— Когда они увидят машину для распиловки леса и то, что она делает, — помогут и еще просить нас будут взять деньги, — твердо заявил Венцель Марцел.
— А так ли уж хороша эта машина? — задумчиво протянул судья Перкель.
— Можете не сомневаться, — без колебаний сказал бюргермейстер и, встав, добавил: — Ее я построю за собственные деньги.
Слова Венцеля Марцела заставили гостей с уважением посмотреть на него.
— Значит, дело стоящее и прибыльное, если Венцель Марцел готов выложить собственное серебро, — подытожил старейшина цеха кузнецов.
— Прибыльное. И каждый будет иметь прибыль в зависимости от участия, — выпалил бюргермейстер и почувствовал, как кровь подступает к лицу. — Вчера я говорил с рыночными менялами. Они готовы под слово городского совета ссудить значительную сумму денег.
— Ну, уж если и менялы… — протянул Отто Штуфер. — Что ж, я готов отправиться в Любек и поговорить с ганзейскими купцами.
— Я думаю, все цеха поддержат этот великий труд, — с важным видом сказал Андрес Офман. Я скажу свое слово цеховым старейшинам. Они поддержат.
— Поддержат. Можно не сомневаться, — весело произнес Гельмут Хорст. Он уже прикинул, сколько больных и раненых будет на строительстве, и эта мысль, как и добрые напитки хозяина, развеселила его душу. — Да и народ будет рад потрудиться. А то скучно ему. Торги прошли. Теперь начнутся только с посева. Так что от скуки уже собственные улицы от дерьма чистят. Когда такое было.
— Такого еще не было, — согласился судья Перкель, — и это меня беспокоит. Особенно эти кресты.
— Да это шутки мальчишек, — рассмеялся лекарь.
