как измену Родине. И тогда бы маршалы и генералы дружно, как один, клеймили бы изменника!
Арестовывать Жукова Иосиф Виссарионович не собирался, о чем ясно дал понять в своей вступительной речи. Генералы и маршалы получили четкий сигнал, по каким пунктам надо критиковать Жукова, и соответствующим образом выступили, приводя примеры, как Жуков присваивал чужую славу. И одновременно постарались на всякий случай заверить вождя в политической благонадежности Георгия Константиновича. Ведь в случае, если бы, подобно «заговору Тухачевского», сфабриковали бы «заговор Жукова», легко могли полететь головы любого из присутствовавших на Высшем Военном совете. Не осознание своей силы, пришедшее будто бы после победы в Великой Отечественной войне, а все тот же страх перед репрессиями заставлял маршалов защищать Жукова, раз было позволено это делать. И сам Георгий Константинович прекрасно понимал, что его не собираются в ближайшее время ставить к стенке или отправлять в лагерь. Но он знал и правила игры: в предъявленных обвинениях надо непременно покаяться. Иначе Сталин сочтет, что маршал не считает свои поступки ошибочными, упорствует в отстаивании порочной позиции, и вот тогда уж действительно несдобровать. Итоги заседания по делу Жукова подвел приказ за подписью министра вооруженных сил Сталина от 9 июня 1946 года. Приказ готовили Булганин и Василевский, а последнюю правку вносил сам Сталин. Там говорилось, что Новиков сообщил «о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к Правительству и Верховному Главнокомандованию». «Маршал Жуков, — утверждалось в приказе, — несмотря на созданное ему Правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями Правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц». Он «утерял всякую скромность и, будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены». При этом перечислялись операции, разработку и проведение которых Жуков приписывал себе без каких-либо на то оснований: ликвидация сталинградской, крымской и корсунь- шевченковской группировок. Отмечалось также, что Киев в ноябре 43-го был взят ударом с севера, а не с юга, как предлагал Жуков, и что при проведении Берлинской операции «без удара с юга войск маршала Конева и удара с Севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят».
В приказе» подчеркивалось, что «под конец маршал Жуков заявил на заседании Высшего Военного совета, что он действительно допустил серьезные ошибки, что у него появилось зазнайство, что он, конечно, не может оставаться на посту Главкома сухопутных войск и что он постарается ликвидировать свои ошибки на другом месте работы».
Единственное место в этом приказе, где можно было усмотреть намек на какую-то конспирацию, звучало так: «…Маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым Правительству и Верховному Главнокомандованию». Здесь содержалось предупреждение маршалу: не веди опасных разговоров, не общайся с опальными генералами, а то худо будет.
В заявлении Новикова по поводу попыток Жукова «группировать вокруг себя недовольных» говорилось следующее: «Касаясь Жукова, я, прежде всего, хочу сказать, что он человек исключительно властолюбивый и самовлюбленный, очень любит славу, почет и угодничество перед ним и не может терпеть возражений. Зная Жукова, я понимал, что он не столько в интересах государства, а больше в своих личных интересах стремится чаще бывать в войсках, чтобы таким образом завоевать себе еще больший авторитет (хорошенькое противопоставление личных и государственных интересов. Нелепый пассаж явно продиктовали Александру Александровичу следователи МГБ. — Б.С.). Вместо того чтобы мы, как хорошие командиры сплачивали командный состав вокруг Bepxовного Главнокомандующего, Жуков ведет вредную, обособленную линию, т. е. сколачивает людей у вокруг себя, приближает их к себе и делает вид, что для них он является „добрым дядей“. Таким человеком у Жукова был и я, а также Серов (тогдашний заместитель министра внутренних дел, а в конце воины — уполномоченный НКВД по Германии, заместитель Жукова по делам гражданской администрации и уполномоченный НКВД по 1-му Белорусскому фронту. — Б.С.).
Жуков был ко мне очень хорошо расположен, и я, в свою очередь, угодничал перед ним… Так, были случаи, когда после посещения Ставки я рассказывал Жукову о настроениях Сталина, когда и за что Сталин ругал меня и других, какие я слышал. там разговоры и т. д. Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытался умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им…
После снятия меня с должности главнокомандующего ВВС, я, будучи в кабинете у Жукова, высказал ему свои обиды, что Сталин неправильно поступил, сняв меня с работы и начав арестовывать людей из ВВС. Жуков поддержал мои высказывания и сказал: «Надо же на кого-то свалить». Больше того, Жуков мне говорил: «Смотри, никто за тебя и слова не промолвил, да и как замолвить, когда такое решение принято Сталиным». Хотя Жуков прямо и не говорил, но из разговора я понял, что он не согласен с решением правительства о снятии меня с должности командующего ВВС…
После окончания Корсунь-Шевченковской операции командующий… 2-м Украинским фронтом Конев получил звание маршала. Этим решением правительства Жуков был очень недоволен и в беседе со мной говорил, что эта операция был» разработана лично им — Жуковым, а награды и звания за нее даются другим людям».
Вот тебе и маршальские погоны, которые Жуков лично прислал Коневу, чем растрогал Ивана Степановича до слез! Оказывается, в душе Жуков не считал маршальское звание Конева вполне заслуженным. Но и своего выдвиженца Ватутина Жуков характеризовал весьма сурово. Новиков продолжал: «Тогда же Жуков… говорил, что Ватутин неспособный человек, как Командующий войсками, что он штабист, и если бы не он, Жуков, то Ватутин не провел бы ни одной операции. В связи с этим Жуков высказывал мне обиды, что он, являясь представителем Ставки, провел большинство операций, а награды и похвалы получают командующие фронтами».
Главный маршал авиации поведал и о случае с бывшим маршалом Куликом: «Осенью 1944 года под Варшавой Жуков… рассказал мне, что он возбудил ходатайство перед Сталиным о том, чтобы Кулика наградили орденом Суворова, но Сталин не согласился с этим, что он — Жуков — стал просить о возвращении Кулику орденов, которых он был лишен по суду, с чем Сталин также не согласился. И в этом случае Жуков высказал мне свою обиду на это, что его, мол, не поддержали и что Сталин неправильно поступил, не согласившись с его мнением».
Как же появилось на свет заявление Новикова? Можно ли верить приведенным там фактам? Падение Александра Александровича было предопределено вскоре после окончания войны, когда он с первого раза отказался писать представление сына Сталина Василия к генеральскому званию, хотя в конце концов вынужден был уступить требованию Иосифа Виссарионовича. Тут и Василий Иосифович в долгу не остался. Написал отцу о плохом качестве советских самолетов. Была создана специальная комиссия, которая однозначно установила, что с ведома главкома ВВС у авиапромышленности принималась бракованная боевая техника. Через месяц после начала работы комиссии Новикова, снятого с поста главкома, арестовали. А 30 апреля 1946 года, через неделю после ареста, появилось новиковское заявление против Жукова.
Александра Александровича Сталин освободил в феврале 52-го, после шести лет тюрьмы. В мае 53-го маршала реабилитировали. Этому предшествовало заявление Новикова новому министру внутренних дел Берии от 2 апреля 1953 года: «…Во время следствия меня несколько раз вызывал на допрос Абакумов. На
