Мое авто плывет в общем механизированном потоке, на него никто не обращает внимания, даже мешковатые ГИБДДрилы с жезлами. Значит, мой отчим прав: участникам ралли дают зеленую улицу.
Через четверть часа прибываю на стоянку, где у семейства Мамина-Мамыкина зарезервировано местечко: машину украли, а площадка осталась, и мой товарищ решил мне её удружить. А если угонят и мою тачку, пошутил я. Не-а, твердо заявил Венька, ни за что. Почему? А я точку для тачки заминирую, заверил друг. Я посмеялся: и правильно, не дадим врагу никаких шансов. И вот я въезжаю на стоянку и вижу рыжего гаера, который, признав меня за рулем, начинает хохотать.
— И минировать не надо, — говорит он. — Откуда такое чудо-юдо?
— Я участник ралли, — отмахиваюсь. — И этим сказано все.
— И ты на этой таратайке, — не унимается, — к даме сердца?
— Угадал, фигляр, — отвечаю.
— А если я с тобой?
— Зачем?
— Буду освещать место событий — свечами.
Я трескаю охальника по затылку и мы отправляемся к нему домой. Живет Мамин с родителями и младшим братом Санькой, что не мешает ему проводить свою политику относительно личной свободы и независимости. Отвоевал её со скандалами и показательными уходами и такими же возвращениями. Помимо этого имеет свою комнату, где такой вещевой ералаш, что непостижимо, как можно здесь жить. Однако мой товарищ жил, и жил хорошо, утверждая, что в хаосе он обретает душевный покой. И я даже знаю, какой он обретает покой, когда тащит в логово очередную любительницу порно. Такого количества видеокассет с малохудожественными шедеврами я не встречал даже в публичных библиотеках.
— Я люблю кино и я изучаю искусство любви, — утверждал Веничка. — Это трудно понять тем, кто живет низкими страстями.
— А ты живешь высокими? — смеялся я. — Извини, не знал, что ты у нас натура возвышенная.
— Сам такой, — огрызался Мамыкин и делал вид, что очень оскорблен в своих самых лучших чувствах.
За два года ровным счетом ничего не изменилось: все тот же бардак с борделью, заметил я, пиная продукцию рынка порока, хрустящую под ногами морскими ракушками. Жизнь продолжается, сказал на это Мамин и по моей просьбе принялся рыться в хламе, чтобы обнаружить телефон. Когда я начал терять терпение, искатель нащупал провод и по нему выбрался на балкон, где и был найден искомый аппарат.
— Только не крой рожи, — предупредил я. — У меня ответственный разговор.
— С кем?
Я признался, что с мадемуазель, мечтающей провести ночь с горячим славянским парнем. То есть с тобой, жеребцом, уточнил Мамыкин и принялся ржать, точно вышеупомянутое животное. Отправив кентавра на кухню готовить кофе, я накрутил диск.
— Да? — услышал милый женский голосок. — Добрый день, «Russia cosmetic» слушает вас.
Я не знал, как в подобных случаях начинают вести светскую беседу и поэтому решил сделать вид, что состою в ордене Святых Мучеников:
— Будьте добры, госпожу Пехилову?
— Как вас представить? — любезно интересуется секретарь.
— Дима от Михи, — был прост я.
— Минуточку, — после заметной паузы ответила девушка.
Я перевел дыхание: перспектива встречи при свечах с «железной леди» в ночной розовой рубахе мне не улыбалась. Хотелось нечто — легкого, летящего, искрящегося. И я его получил в полном объеме:
— Дима от Михи? Да-да! — услышал голос стервочки и её нервный смешок. — Замечательно, ха-ха. Именно вы мне и нужны, Дима, и немедленно!
— Это в каком смысле? — насторожился.
— Это не телефонный разговор, — интриговал исполнительный директор ТОО «Russia cosmetic». — Приезжайте сейчас, поговорим. По душам.
Люблю говорить с женщинами по душам, особенно, когда они молчат. Молчание — золото, это именно тот случай: любимая занята исключительно твоим предметом её обожания, а душа твоя воспаряет к небесам, где заливаются глазурные архангелы.
— Я тоже хочу, — заявил Мамыкин, узнав причину моих сборов к уходу, находиться в гуще событий.
— Тебя только там не хватало, — огрызнулся и посоветовал: — Сиди, гляди кино и пей вино, порнушник.
— Иди к черту, — обиделся Веничка. — Я к тебе всей душой, а ты?
О, Боже! Все говорят о душе. Как можно говорить о том, чего нет — нет у многих.
— А вести себя будешь хорошо? — решаю взять товарища, стенающего о том, что это он, между прочим, пристроил мне такую интересную работенку.
— Какие-то сомнения? — удивляется Мамыкин. — Я могу быть, как папа римский с прихожанками.
Я смеюсь: сукин ты сын, Веничка, ничего святого, и предупреждаю, что беру его исключительно в качестве развлекательной программы.
— Для дамы?
— Для себя, — уточняю я. — Во время передвижения. И для охраны таратайки.
— Вот она, человеческая неблагодарность, — сокрушается Мамин и говорит все, что он думает о современных нравах.
Его мнение я знаю — и не слушаю. На улице нас встречает солнце, посеченное летним дождем. Приятный запах озона и дорожной грязи, которую я месил босиком в детской жизни. В такой дождик хорошо начинать новое дело. Правда, наше дельце с запашком, да делать нечего: не мы выбираем время, оно выбирает нас.
Поездка по столичным магистралям закончилась для нас благополучно, несмотря на то, что Мамыкин всю дорогу горланил похабные народные частушки, типа: Наша Таня громко плачет, Потеряла Таня честь. Честь, едрена мать, не мячик, Мячик можно приобресть. Я смеялся и крутил рулевое колесо. То есть с хорошим настроением мы прибыли к офису «Russia cosmetic».
Пятиэтажное здание было типичным для публичного проживания, но первый этаж занимала контора, решившая облагородить морщинистый боевой лик российской женщины. Широкие окна, под ними импортные авто, металлическая дверь, за ними трудовой коллектив, а над дверью — глазок видеокамеры, просматривающий кус внешнего мира. Я оставил Мамыкина охранять наше передвижное средство и направился в дом, так сказать, высокой косметики. Не посади даму попкой на канцелярскую кнопку, хихикал в спину завистливый рыжий фигляр. Он не слышал голоса «дамы» и был уверен, что меня ждет экзотическая любовь на столе, заваленным парфюмерной продукцией от Армани. Вряд ли. Если судить по смешку исполнительного директора, готовилась какая-то пакость. Какая? Меня, как участника смертельного ралли, именно это и привлекало, а не то, что, по твердому убеждению Венички, ждало спортсмена на промежуточном финише. Как известно, на таком финише запыленных лидеров гонки первыми встречают пригожие красавицы с цветами и треугольными атласными вымпелами.
У двери офиса курили сотрудницы, держащиеся официально и строго. На лицах печать ответственности, такие не встречают героев ралли букетами и не дают атласных вымпелов, прошитых золотыми или серебряными нитками. И тем не менее я обратился без лишней фамильярности:
— Девочки, а где найти Пехилову Аллу Николаевну?
Реакция сотрудниц на мой невинный вопрос была неестественна: они глянули на меня, как на безумца, потом нервно затушили сигаретки и прошмыгнули вверх по мраморной лестницы. Я понял, что в трудовом коллективе обстановка нездоровая и госпожой Пехиловой можно пугать на ночь детей. Это меня ещё больше заинтриговало. Охранник в пятнистой форме указал мне верный путь по длинному коридору, не задав никаких вопросов. Видимо, благонадежность исходила из меня, как святой дух из схимы Сергiя Благочестивого, известного своей набожностью в начале просвещенного ХIХ века.
Я шел по коридору и чувствовал приторный запах, напоминающий розовую пудру. Однажды в детстве нашел мамину пудреницу. Я не знал, что это пудреница, и не понимал значение красивой, как будто из червленого золота, массивной вещицы. Разумеется, мне стало интересно, что там внутри находится. Я
