творится что-то неладное. Аркадий, просматривая сменные сводки, тревожился все больше и больше. Возрастал аварийный простой подвижного состава, все чаще слышался бьющий в сердце крик:
— Порожняка нет!
Все чаще по утрам, в раскомандировке, вгонял в пот суровый вопрос начальника шахты:
— В чем дело?
Этот вопрос не давал Аркадию в последнее время покоя. Он осунулся, похудел так, что Геннадий удивился однажды:
— Что с тобой, Аркадий? Что случилось? — Но Зыкин упорно отмалчивался. Гордость не позволяла ему пойти за помощью к Ивану Павловичу. В памяти еще жив был разговор с Клубенцовым, еще помнились горячие, несколько самоуверенные и задорные слова: «Пошлите меня на самый трудный участок!»
«Опозорился, хуже некуда... — мелькали в голове мрачные мысли. — Но в чем же дело?»
Особенно плачевным было положение в группе, обслуживающей участок Геннадия Комлева, где работал этот самоуверенный машинист электровоза Коротовский. Тоже возомнил себя главной спицей в колесе... Разговор, происшедший между Коротовским и Зыкиным неделю назад, не раз уже вспоминался Аркадию; он чувствовал себя уязвленным и обиженным. Произошло это так.
Неожиданно не вышел по болезни на работу машинист Калков. Электровоз же Коротовского требовал мелкого ремонта, им и должен был в этот день заниматься Коротовский. Невыход Калкова на работу менял положение. Не лучше ли пересадить Коротовского, возившегося у своей машины, на электровоз Калкова, предоставив ремонт неисправного электровоза дежурным слесарям?
Зыкин так и решил сделать. Он осматривал в это время путь в дальней лаве и поручил проезжающему мимо водителю передать Коротовскому это приказание. Через полчаса водитель разыскал Зыкина:
— Коротовский сказал: «Через два часа закончу ремонт собственного электровоза, а на калковский не пойду».
— Почему не пойдет?!
— Не знаю...
Взбешенный Аркадий подъехал к месту ремонта электровоза.
— Вы что, играть в лаву пришли? Почему не переходите на калковский электровоз? Или вам начальник участка должен все приказания отдавать лично? — не сдержавшись, закричал он на возившегося у электровоза пожилого горняка. Тот удивленно встал, затем в глазах его блеснул огонек сдержанного гнева:
— Вы не кричите, пожалуйста... Молоды еще так разговаривать.,.
— Не вам разбирать — молод я или нет! Попрошу выполнить приказание или... или у меня с вами разговор кончен.
Вокруг собралась группа слесарей, проезжавших мимо машинистов электровозов, и теперь Аркадию казалось уже нетерпимым и позорным, если Коротовский не пожелает выполнить его приказания.
— Хорошо, — неожиданно согласился Коротовский, — я пойду на электровоз Калкова.
Люди неодобрительно посмотрели на Зыкина и стали расходиться.
— Окриком желает покомандовать... Да много-то так не накомандуешь. Сразу видно, зелененький еще... — доносилось из группы уходящих.
— Наши машинисты и не таких крикунов видали, да быстро сбывали их... — ответил чей-то веселый голос.
...Через два дня Калков был на работе, Коротовский снова перешел работать на свой электровоз, но теперь, встречаясь с начальником участка, не здороваясь, хмурился.
...И в этот день почти половина электровозов стояла в ремонте. К вечеру три электровоза были исправлены, но мрачное настроение не покидало Аркадия. После случая с Коротовским появилась отчужденность в отношениях почти со всеми водителями электровозов. Многие из них бесцеремонно и с любопытством разглядывали начальника участка при встречах, словно ожидая, на что еще он способен?
...После второй смены Зыкина вызвал парторг.
— Ну, садись, садись, — дружелюбно кивнул он Аркадию, прерывая разговор с пожилым горняком, — я вот сейчас закончу с товарищем и займемся с тобой... Значит, наполовину можно увеличить выработку? — обратился он снова к горняку.
— Не можно, а мы уже испытали. Только вот Варавин, как я говорил вам, не согласен с нами... — он покосился на Зыкина и осторожно продолжал: — Вы бы поговорили с ним, Семен Платонович.
Наконец, пожилой горняк ушел.
— Ты понимаешь, Зыкин, что он предложил? При проходческих работах делать отпалку угля длинными шпурами и прямо к груди забоя подводить конвейерную линию. Чтобы уголь взрывом не разбрасывало, делать специальные щиты... Это же на 70 процентов ликвидирует навалку угля! — Семен Платонович был очень возбужден рассказом горняка. Аркадий еще раньше, сталкиваясь на работе с парторгом, отметил эту интересную особенность Шалина: вести разговор в несколько сбивчивой, но увлекающей горячностью манере, если дело касалось того, что парторга волновало и затрагивало. Но сейчас Шалин быстро умолк, лицо его выражало чувство досады. Он встал, подошел к телефону.
— Варавина, начальника проходческого участка...
Варавин не отвечал, вероятно, его не было на участке. Шалин положил телефонную трубку.
— Жаль... — поморщился он. — Поговорить с ним надо по-крупному.
Парторг подставил стул напротив Аркадия.
— Ну, а у тебя на участке новых методов нет?
— Пока что нет.
— Жаль, жаль... А то положение на участке неважное... Как ты думаешь, почему это?
— Я еще и сам не разобрался... — смутился Аркадий. — Наверное, потому, что плохо руковожу людьми...
— Почему плохо? Никто, кажется, не жалуется. Или уже есть жалобы? Да ты не скрывай ничего, говори прямо, вместе и обсудим, что к чему.
И Аркадий рассказал про случай с Коротовский...
— Н-да... Так, говоришь, задиристый этот Коротовский? — заинтересованно спросил Шалин, когда Аркадий умолк. — А я ведь знаю его. Неплохой он человек. Попробую поговорить с ним. Мирить вас не собираюсь, вы это сами сделаете. Ну, а сейчас вот что... Читал выступление донбассовцев? Ага... Давай-ка подумаем и о твоих машинистах электровозов.
А спустя час после ухода Зыкина в кабинете парторга сидел Коротовский.
— Ну, Николай Филиппович, знаешь, что мне от тебя нужно? — весело улыбнулся Шалин. — Хочу я на одно дело натолкнуть тебя... Дело такое, что ты сразу весь загоришься... Только это после... — он серьезно посмотрел на старого горняка. — Сейчас вот что... Расскажи-ка, что за ссора произошла у вас с начальником участка? Только говори, чтобы я все понял.
— А что тут понимать? — пожал плечами Коротовский. — Он покричал, я послушал. На этом все и кончилось.
— Только ли на этом? Мне, например, больше известно. Говорят, что не любят транспортники нового начальника. Верно это?
Коротовский сдвинул брови:
— Рабочий класс уважает справедливых людей, Семен Платонович, а этот... школьник... Э, да что там говорить! Выучат, извините за выражение, молокососа, а он и начинает мнить о себе... А того не поймет, что на наши, народные деньги учился...
— Верю, верю... — перебил Шалин. — Но только анархистом коммунисту нигде не позволено быть. Знаешь это сам, не мне тебе объяснять...
— Знаю, конечно, — сдвинул брови старый горняк. — Да только очень уж быстро нынешняя молодежь нос-то кверху задирает...
— А вот и надо подсказать. Доказать, что все мы — и молодые, и старые — делаем одно общее дело... Заметь — общее... А все эти дрязги только отвлекают нас, отнимают столько времени... Но не в этом дело, я с тобой совсем о другом, Николай Филиппович, хочу поговорить...
Шалин встал и, пройдясь по кабинету, остановился за стулом Коротовского.
